КАК ПРАВИЛЬНО НАПИВАТЬСЯ ДО ПОТЕРИ СОЗНАНИЯ БЕЗ РИСКА ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ

Удрать законным путём за границу с семьёй и персидским котом Беней я не мог, будучи носителем секретов. Удалось мне это осуществить лишь после того, как я придумал план, с помощью которого последовательно обвёл вокруг пальца всех, кто стоял на страже национальных интересов 1/7 суши. А пока я такой план разрабатывал и проводил в жизнь, мне необходимо было где-то прокантоваться и на предмет зарплаты, и, главное, на предмет плавного снижения моего уровня осведомлённости.
Совершенно случайно я познакомился с заведующим кафедрой (назовём его N) одного из московских институтов, которого я зажёг некоторыми своими научными идеями. Поскольку в те времена я был принципиально лишён возможности работать в Академии наук, где эти планы можно было бы реализовать, то в разговоре с N я просто в очередной раз разжигал собственно не его, а самого себя, чтобы предохраниться от неизбежного некроза некоторых отделов мозга, ответственных за разработку новых идей. Но оказалось, что, реанимируя свои потенции таким, ставшим уже привычным для меня образом, я совершенно неожиданно для себя привёл N в состояние полного экстаза. Поражённый глобальностью и нетривиальностью моих взлядов на некоторые проблемы современного естествознания, доктор наук, профессор N тутже мне предложил очень высокую должность на его кафедре без обременительной обязанности приходить каждый день на работу. Достаточно было появляться 1-2 раза в неделю в том числе в дни получения зарплаты. Мы тутже ударили по рукам, и я был зачислен в это учебное заведение, расположенное в центре Москвы.
В первый рабочий день, где-то к 11 часам добравшись из Пущино на Оке до института, я оказался запертым в кабинете с N и его ближайшей (в самом натуральном смысле слова) сотрудницей (кандидатом наук, готовящейся к защите докторской диссертации), где мы часа 1.5-2 обсуждали в деталях процесс присуждения нам троим нобелевской премии за реализацию тех идей, которыми я по неосторожности довёл человека (кстати, блестящего специалиста в узкой области медицины) до состояния патологической экзальтации. Во время обсуждения наших совместных перспектив в дверь кабинета много раз стучали: видимо нужна была подпись завкафедрой или что-то ещё из очень срочного. На каждый такой стук N очень строгим голосом кричал, что он занят и мы продолжали втроём сладко грезить.
После того, как коллективный оргазм достиг своего апогея, некоторое время мы молча улыбались друг другу, после чего N легким движением бровей указал ближайшей сотруднице на необходимость перехода к следующей стадии перформанса. Ближайшая сотрудница проворно накрыла на стол, извлекла из шкафа множество бутылок с разноцветными жидкостями, закуску и большую бутыль медицинского спирта. Явно не желая затягивать переход от общего к конкретному, N произнёс краткую речь, за которую я благодарен ему и по сей день. Это была необычайно содержательная и убедительно изложенная лекция на тему: "Как правильно напиваться до потери сознания без риска для здоровья".
Я "проработал" в институте немногим более полугода и безконфликтно расстался с кафедрой по причине приличествующему моему организму состоянию быть преимущественно трезвым. А до увольнения все мои рабочие будни проходили в запертом кабинете N. Несмотря на неукоснительное следование стандартной программе, наш коллектив из трёх учёных неизменно получал наслаждение от правильного, прецизионно выверенного сочетания идеального с реальным. Быстро достигнув очередного оргазма от наслаждения искрящимся блеском научных перспектив, мы переходили к конкретике и напивались до полного бесчуствия. Как я подозреваю, мои коллеги не покидали кабинета до полного своего выздоровления, а мне потом приходилось добираться до метро "Юго-Западная", долго ехать в автобусе и ещё плестись до дому. Однажды, возвращаясь в 20-ти градусный мороз после очередной научной конференции, я в первый и последний раз в жизни растянулся на улице от полной неспособности поддерживать равновесие. Моя пыжиковая шапка куда-то укатилась, но я, не обращая внимания на эту несущественную в этот момент потерю, всё-таки на ушах добрался до дома, где благополучно проспал 24 часа. Вообще-то, не пьянея, я мог выпить довольно много водки. Около половины литра точно. Я не помню какой объём дозы предусматривался регламентом наших научных посиделок, но то, что это было значительно больше половины литра в пересчёте на водку, могу утверждать со всем определенностью.
Прочитанную в первый день лекцию излагаю в очень кратком виде от третьего лица. В свое время N работал военным хирургом в большом сибирском городе. В городе было очень много пьющих, в особенности среди ветеранов. В те времена в этом городе пили почему-то преимущественно белый или тёмный кубинский ром, которым Кастро расплачивался с Советским Союзом за всё хорошее. Помню, что мне кубинский ром почему-то не нравился, поскольку запах его чем-то напоминал мне запах сапожной ваксы. По словам N в городе даже существовали клубы алкоголиков в зависимости от цвета потребляемого рома.
Среди алкоголиков была аномально высокая смертность. Многих из этих горьких алкоголиков N приходилось вскрывать. Знакомясь пост мортум с историей их преставления в лучший мир, N обратил внимание на существенную деталь анатомии алкоголиков. Как правило ткань таких покойников выглядела таким образом, как если бы они скончались в ранней юности. В то же время в отдельных областях пищевода и желудка практически у всех умерших алкашей ткани подверглись прижизненному некрозу, и по предположению N это обстоятельство и стало причиной смерти. N часто вспоминал свои наблюдения, но в один из периодов его жизни эти наблюдения помогли ему сохранить собственную жизнь.
Дело в том, что в определённый момент N начал пить по-чёрному. Он ничего с собой не мог поделать и пил практически каждый день. Будучи хорошо сложенным, здоровым мужчиной со спортивной осанкой, N вначале не испытывал никаких неудобств со здоровьем. Он умел достойно выглядеть даже в состоянии полного опьянения, и в таком состоянии мог оперировать больных без малейшего риска, по словам N, для их здоровья. Но на определенном этапе своей питейной истории N заметил, что его здоровье начало резко ухудшаться. Будучи хорошим диагностом, он ничего понять не мог. Все анализы были вроде в полном порядке. И тогда он вспомнил свой опыт посмертного вскрытия кубинских РОМантиков и крепко задумался.
В природе все алкогольсодержащие напитки образуются с помощью многочисленных видов дрожжей, обитающих на поверхности плодов и ягод. Эти дрожжи сбраживают сахара с образованием этанола. Поскольку при достижении концентрации спирта 13% в жидкостях, подвергающихся сбраживанию под влиянием дрожжей, последние дают дуба, то все натурально полученные алкогольсодержащие напитки имеют крепость не более 16 градусов. Хотя восхитительные свойства перебродившей браги были известны ещё пещерным людям, технология получения крепких алкогольных напитков путём перегонки имеет сравнительно недавную историю. Считается, что перегонку изобрели арабы немногим более тысячи лет назад. Первые свидетельства о перегонке спирта в Европе были найдены на Сицилии и датируются XI в., когда остров был во владении каирского халифа Фатимида.
N пришёл к выводу, что, поскольку крепкие алкогольные напитки потребляются течение ничтожно малого по эволюционным меркам времени, то человеческий организм воспринимает их как чужеродное вещество, травмирующее клетки, выстилающие пищеварительный тракт. В то же время сам алкоголь в естественных концентрациях не только не опасен, но и чрезвычайно полезен. Придя к этому выводу, N стал напиваться до привычного уровня с помощью водки или коньяка, разбавленных ровно в три раза. По мнению N разбавленная водка значительно полезнее пива и вина, в которых наряду с полезными ингредиентами присутствуют также и всякие бяки.
По словам N природа разбавителя не имеет ровно никакого значения. Это может быть просто минеральная вода, можно использовать фруктовые соки или лимонады. N отдавал предпочтение именно лимонадам. После смены технологии опьянения со старого способа опрокидыванием неразбавленной водки с помощью гранённого стакана на выпивание больших объёмов разбавленной водки, N сразу же избавился от симптомов, внушавших ему опасение за его здоровье. В то время, когда мы практиковали наши научно-алкогольные посиделки, N выглядел мужчиной, пышущим здоровьем, он казался значительно моложе своего возраста, у него исчезли все проблемы, связанные с похмельным состоянием. Словом, N по его словам избавился от всех неприятных последствий, обычно сопровождающих неумеренное потребление алкоголя. Он объяснил мне, что высокий уровень алкоголизма в России связан именно с опрокидыванием водки в горло, в то время как неторопливое вливание разбавленного напитка позволяет напиваться до полной потери сознания без малейшего риска для здоровья.
Лекция, прочитанная N, вызвала у меня большое беспокойство. Дело в том, что по первичному образованию я был химиком, и в молодости свято придерживался ритуалов, разработанных представителями этой прекрасной профессии: мочился в лабораторную раковину и пил неразбавленный спирт. Конечно же, переквалифицировавшись к тому времени в микробиолога, я был прекрасно осведомлён об особенностях дрожжей загибаться при повышенных концентрациях продуцируемого ими этанола. Конечно же я знал историю возникновения ректификации, даже читал книги древних авторов по этому вопросу. Но то, как N соединил известные мне вещи логической связкой, основанной на его наблюдениях как хирурга, произвело на меня неизгладимое впечатление.
С тех пор я в качестве разбавителя использую боржоми, или апельсиновый сок, или то и другое вместе. Иногда я могу пить водку хорошего качества, преимущественно граппу или чачу, из малюсенькой рюмочки маленькими глотками, смакуя и тщательно размазывая алкоголь по языку, но уже никогда залпом из стакана или фужора. И ныне никакой упрёк чисто русского человека в том, что я оскверняю процедуру, не в состоянии на меня подействовать тем более, что я далеко не чисто русский. Будучи человеком преклонных лет (только по возрасту) я могу, сидя перед компьютером и занимаясь интеллектуальной деятельностью по созданию научных нетленок, спокойно высосать поллитровку водки, и никакой даже самый тщательный наблюдатель со стороны не сможет обнаружить у меня ни отсутствие какого-либо наличия, ни наличие какого-либо отсутствия. Просветителя, открывшего мне мои карие очи, я вспоминаю часто с большой благодарностью.