ГОСТИННИЦА ДЛЯ МАЛОСЕМЕЙНЫХ

В Баку на углу Низами (бывшая Торговая) и Карганова располагается большой дом. До революции этот дом принадлежал миллионеру Г.З.Тагиеву и использовался как гостинница для малосемейных. По советским меркам в одной из квартир гостинницы могли бы вольготно разместиться аж четыре семьи и не только малосемейные. Но в те далёкие времена царизма и капитализма всё было намного по-другому. После захвата власти большевиками Тагиев скоропостижно удрал в Париж, а его дети - дочь и сын - остались в стране победившего пролетариата. Сын ходил по дворам, громко крича: "Чинить, паять, кастрюли починять!", и когда появлялись заказы, раскладывал на асфальте свои инструменты, молча делал дело, молча получал деньги и молча уходил в другой двор. Был он вечно вымазан сажей, старался ни с кем не заговаривать. Его сестра ходила по трамваям и выкрикивала "Петушьок, петушьок, золотой гребешьок", за что сердобольные бакинцы наделяли её мелкими деньгами. Однажды мой отец ехал в трамвае и наблюдал такую сцену. Один интеллигентный на вид пассажир громко выразил своё отношение к выступлению дочки Тагиева. Он сказал: "Петушьок, петушьок! Надо устраиваться на работу, а не клянчить деньги". На что дочка ему ответила: "Молчи, дурак, я самашедший дом был." "А что ты там делала?" - не нашёл ничего иного, как спросить интеллигент. "С ума там сошёл!" - ответила дочка миллионера.
Квартиры в гостиннице для малосемейных были огромные - пятикомнатные с 4.5-метровыми потолками, огромной кухней, ванной и застеклённой галереей. Пол был выстлан паркетом такого качества, что спустя 50 лет на нем не было даже микроскопических щелей. В квартирах висели оригинальные картины известных художников в массивных дорогих рамах, было множество предметов искусства: скульптуры, горельефы. Обставлены квартиры были уникальной мебелью. После советизации Азербайджана в гостинницу для малосемейных вселили членов ЦК партии и профсоюзов. Вся мебель и картины достались новым жильцам в безвозмездное пользование. Тем самым претворилась в жизнь любимая максима революционеров: "Кто был ничем, то станет всем."
Дед мой был руководителем меньшевицкой организации г.Кировобада. Но затем сделал удачный флип-флоп, переквалифицировался в большевики и стал большим человеком у Советской власти: его сделали главным редактором центральной газеты Азербайджана. Наша семья получила квартиру, обставленную уникальной мебелью из карельской берёзы и чёрного дерева. Над нами поселился Лаврентий Берия. По словам моей бабушки дед Берию не долюбливал, поскольку перед вселением нашей семьи тот нахально увёл из нашей квартиры рояль. Вскоре Берия переехал в Тбилиси, где быстро сделал карьеру. Когда сестру моей бабушки тётю Катю арестовали, дед поехал в Тбилиси, зашёл к Берия и сказал: "Лаврентий, ты что, с ума сошёл? Ты что, нашу Катю не знаешь? Ты же знаешь, что Катя и политика - это взаимоисключающие друг друга вещи." На что Берия сказал:" Пусть не болтает чего не надо" и выпустил тётю Катю.
Дед мой был необыкновенно образованным человеком. Он не только был блестящим журналистом и музыкантом. У нас в шкафу хранились партитуры трёх детский опер, сочинённых им. Название одной я помню - "Красная шапочка". Он был ещё и всесторонне эрудированным человеком. В нашей квартире побывали многие знаменитые люди, например, поэт Асеев, футурист Знаменский. Последний даже посвятил деду свою книжку "Зимогоры". Заместителем деда в редакции был Чагин. Ему Есенин посвятил своё "Шаганэ ты моя, Шаганэ" ( в первоначальной редакции "Чаганэ ты моя, Чаганэ"). Бабушка рассказывала, как полуголая старуха Чагина мыла козу в море на даче в Мардакянах. Вдруг из-за пригорка появился вдребезги пьяный Есенин. Старуха заорала от неожиданности таким дурным голосом, что Есенин вмиг протрезвел и убежал. В нашей квартире Есенин был однажды с Чагиным. Оба были мертвецки пьяны. Чагин пошёл на кухню выпить воды, но вместо этого приложился к кружке с керосином. А Есенин молча стоял посреди комнаты и вдруг его стошнило на паркет. Дед произнёс речь по поводу достоинства русского поэта, но увидев пустые глаза пьяного Есенина, не договорил свою речь.
В 37-38 годах подавляющую часть населения огромного дома или посадили или сразу же расстреляли. Показательна судьба известного азербайджанского философа и библиофила Рухуллы Ахундова. Он до 30 года с перерывами был председателем ЦК компартии Азербайджана. В 33 году эту должность занял Багиров, имевший давние связи с Берией. Багиров видел в Ахундове конкурента. Тот был арестован и в марте 38 года расстрелян. В 1959 году его оправдали. При аресте его библиотеку, в которой были уникальные экземпляры книг гревнегреческих авторов и богатая коллекция философской литературы, сбрасывали с четвёртого этажа в грузовик. В его квартиру въехал прокурор. Кратковременное пребывание Берии в гостиннице для малосемейных сыграло свою зловещую роль. Бакинские нефтянные промысла были вожделенным местом деятельности большевиков-агитаторов. В Баку бывали многие из будущего руководства коммунистической партии: Сталин, Ворошилов, Микоян и др. Про Микояна ходил краткий и выразительный анекдот: "В двадцать седьмого не стрелять!" (Имелась ввиду судьба рассрелянных 26-ти бакинских комиссаров".) Отец мой работал заведующим отделом телеграфного агентства Азербайджана. Как-то мы шли по улице и нас остановил старичок. Как я узнал позднее, старый большевик. Он обратился к моему отцу с просьбой заказать ему статью к какой-то годовщине Ленина (то ли смерти, то ли рождения): " Ну дай старику немного заработать!" На что отец ему ответил: "Больно много вы, старые революционеры, трепитесь. Все вы с Лениным говорили, все Сталина знали." Старичок слегка обиделся и стал рассказывать, как они со Сталиным листовки распространяли. Словом, в эти годы в банке с пауками шла активная борьба за выживание. В гостиннице для малосемейных осталось всего несколько семей.
Дед мой к 37-му году благополучно скончался от туберкулёза. С бабушкой, оставшейся с двумя сыновьями, расправляться не имело смысла. Ей только предложили переехать в другую квартиру, на что она предложила оставить ей одну комнату с галереей, а в остальные комнаты вселить других жильцов. Этот план приняли, и вскоре в нашу квартиру вселилась семья профессора Кауфмана, который лечил многих коммунистических шишек. Павел Яковлевич был изумительным человеком, который никогда не отказывал в помощи соседям. Наши две семьи всегда жили хорошо, никогда не ссорились. Жена Павла Яковлевича Клара Моисеевна происходила из очень богатой еврейской семьи. Была она высокая и очень полная женщина. Килограммов на 150. Однажды, будучи ещё ребёнком, в поисках бабушки я открыл комнату, в которой Клара Моисеевна единолично обитала рядом со своим огромным сундуком, набитым серебром и уникальным сервским фарфором. Дело было летом, жара в Баку бывает невероятной, кондиционеров в те времена не было, и Клара Моисеевна стояла совершенно голая, наслаждаясь сквозняком. С того момента и поныне у меня вызывают интерес только худые женщины.
В дом вселились очень разные люди, не имевшие отношения к правящей верхушке. Вместо пятикомнатных квартир им выделили по 1-2 комнатам. Все эти комнатки соединялись коридорами с застеклёнными стенами - всё что осталось от шикарных квартир гостинницы для малосемейных. Благодаря этим застеклённым стенами жизнь жителей нашего огромного дома протекала у всех на виду. Население дома было интернациоанальным. Жильцы то ссорились, то обнимались. Но всё это было каким-то весёлым маскарадом, и времена моего детства в бывшей гостиннице для малосемейных я вспоминаю с большой теплотой. Все соседи были очень разными. Теперь соседи все похожи друг на друга. А население нашего дома было уникальным. Одну женщину весь дом звал Петрушкой. У нас в доме было два магазина, и в послевоенные годы во дворе дома с утра до вечера шевелились огромные очереди. Петрушка занимала очередь, потом поднималась к себе, надевала новое платье и спускалась во двор. И так раз десять за день. Платья у неё были яркими, крикливыми, помню платье с огромными красными розами размером в четверть метра каждая. Во всем остальном это была совершенно нормальная женщина. Напротив нас жил Рустам с постоянно грустным выражением лица. Когда-то его назначили красным директором. Он, видимо, не потянул на эту должность. Жена его - настоящая русская красавица - и в 70 была тёткой хоть куда со всеми причиндалами на своём месте. Называл Рустам её Дына Федеревна. Дина Фёдоровна работала билетёршей в кино напротив нашего дома. По-моему единственное, чем она одаривала своего мужа - это был бесплатный проход на все сеансы. Сидел он в кино по нескольку сеансов подряд. Когда он возвращался домой, то проходил мимо открытой двери нашей кухни, где бабушка готовила обед. В соответствии с неизменным ритуалом, бабушка спрашивала, про что был фильм. Рустам останавливался, лицо его слегка оживало и он говорил: "Смотрел, как за женщин погибают мужчины." И так повторялось практически каждый день.
Я занимаюсь теорией функционирования природных (real-world) систем. История является наиболее сложной из природных систем, поскольку пространство существования истории невероятно многомерно. Системы характеризуются тем, что все их компоненты взаимодействуют друг с другом по принципу самоорганизации. Т.е. любая самая микроскопическая часть системы несёт в себе признаки взаимодействия всех её компонентов, а не только этой микроскопической части. История бывшей гостинницы для малосемейных также является частью системы, частью трагической истории нашей страны и истории Азербайджана. И этот микроскопический фрагмент объективной истории имеет не меньшее значение для восстановления её ткани, чем описанные в учебниках абстракции учёных-историков.