ЕСЛИ БЫ К НИМ НЕ ПРИШЛО ЭТО СЧАСТЬЕ

У моей бабушки, урождённой Беланишвили, была очень богатая двоюродная сестра Тамара. У неё в Кахетии было несколько имений. Тамара была очень умной и образованной женщиной, и, когда на нашу любимую Грузию свалилось несчастье в виде сначала меньшевиков, а затем большевиков, тётя Тамара поняла, что все её богатство скоро у неё отнимут. Он выдала свою молоденькую домработницу Нуцу за пожилого пролетария Лексо и подарила ей двухэтажный домик, который находился в селе Лихи, расположенном непосредственно перед туннелем по дороге от Хашури к морю. У тёти Тамары все имущество действительно вскоре конфисковали. Прожила она ещё совсем немного лет. Она с нескрываемым презрением относилась к новой власти. У неё был оригинальный способ хронологических исчислений. Она говорила: "Это произошло через полтора года после того, как к нам пришло это счастье." Или "это было за три года до того, как к нам пришло это счастье."
Расчёт тёти Тамары блестяще оправдался. Домик в Лихи стал летней резиденцией всей нашей родни. Нуца во времена моего детства была сухонькой, очень энергичной женщиной, выглядевшей относительно молодо. Её мужу Лексо уже в то время было больше ста лет. Он большую часть времени просиживал в хозяйской комнате, расположенной на первом этаже. Комната для гостей с большой верандой находилась на втором этаже. В те послевоенные времена грузинские крестьяне жили очень бедно. Налоги дрались за всё: за плодовые деревья, за кур, за любой скот. У Нуцы была корова, дававшая молоко не бидонами, а кружками. У всех жителей села хранились запасы "коровьей матки". Так они называли по-русски сычужный фермент, который обычно получают из четвёртого отдела желудка теленка, не евшего травы. С помощью "коровьей матки" Нуца готовила очень вкусный слабосолённый сыр, пекла мчади - своеобразный кукурузный хлеб, который невероятно хорошо сочетался с сыром. Зелень росла во дворе. Основным продуктом питания было лоби, которое все селяне выращивали. Когда приходила пора шелушить бобовые стручки, мы все вовлекались в эту работу. Нуца готовила необыкновенно вкусное блюдо из бобов, которое называла "котани" по названию узкого глинянного горшка. На очаге, сложенном во дворе, очень долго томилось лоби с зеленью, с грецкими орехами и цыплячьим мясом. Есть эту бобовую кашу было для меня огромным удовольствием.
Когда мы приезжали с бабушкой на лето к Нуце, то первым делом на деньги, которыми нас снабжала моя мама, бабушка покупала ящик вина: Тибаани, Гурджаани, Саперави - всё, что можно было купить в ближайшем магазине на станции или же в Хашури, куда мы иногда ездили. Бабушка моя сначала училась в пансионе святой Нины для благородных девиц, распологавшемся в центральной части Тбилиси. Потом она окончила Горийскую учительскую семинарию, где познакомилась с моим дедом. Вскоре они поженились и по окончании семинарии преподавали в Хашури. Дед мой в семинарии обучился музыке, он прекрасно играл на скрипке, даже впоследствии давал сольные концерты. Он написал вальс, который исполнял духовой оркестр Хашури. Мы с бабушкой как-то разыскали жену капельмействера оркестра, слегка тронувшуюся на старости лет старуху Марту. Она страшно образовалась бабушке и рассказала, что дедовский вальс продолжают исполнять в Хашури.
К вину моя бабушка относилась с необыкновенным почтением. Она мне говорила: "Не слушай этих дураков, которые говорят, что вино вредно. Оно вредно именно для дураков, которые не обладают чувством меры. Для нормальных людей вино - это источник не только радости, но и здоровья". Правда, однажды мы с бабушкой потеряли чувство меры. Мы сидели днём на веранде и пили маджари из огромной бутыли, которую нам подарили соседи. Маджари - это молодое, пенящееся вино, очень вкусное, сладкое, но очень коварное. Проснулись мы с бабушкой за столом. Хотя ещё светила луна, но было уже почти утро.
По приезде в Лихи кроме вина мы сразу же покупали дюжину цыплят. Я ходил на базар, который собирался по воскресеньям, и отчаянно торгуясь, закупал цыплят, которых подвешенными на палке приносил домой. Мы их привязывали к колышкам и переодически использовали в пищу. Цыплята для крестьян были большой роскошью. Мы всегда делились с Нуцой. Резать цыплят поручалось мне. Я клал жертву на деревянную колоду, прицеливался, отворачивался и рубил цыплёнку голову топором. Затем нужно было выпустить безголовое туловище, которое некоторое время бегало по двору.
Однажды в первые послевоенные годы к нам в Лихи приехал мой папа. Его вызвали по делам в штаб Закавказского военного округа, который располагался в Тбилиси, и он воспользовался случаем, чтобы навестить нас. Когда папа приехал, и мы начали готовить праздничный обед, я сказал ему, что мне надоело работать убийцей невинных цыплят и предложил ему совершить экзекуцию. Через некоторое время боевой офицер, прошедший войну от и до, майор, предстал перед нами в совершенно жалком виде, с ног до головы обляпанный цыплячьей кровью и с растерянными глазами. Тут я не удержался от удовольствия напомнить ему ключевую фразу из анекдота, который он сам нам рассказывал. Мать посылает сына в кабак, где отец с утра пьянствует с друзьями, чтобы он вытащил его домой: "Папа, мама сказала, чтобы ты сейчас же шёл домой." Отец ему говорит: "Присядь немного, сынок, сейчас я закончу говорить и пойдём." Через некоторое время он наливает стаканчик водки, даёт сыну и говорит, чтобы тот выпил. Сын никогда не пробовал водки. Выпив, он закашлялся, покраснел, выпучил глаза и долго не мог придти в себя. Тогда отец говорит ему: "Теперь пойди и расскажи своей маме, как мы здесь мучаемся. Она думает, что мы здесь получаем удовольствие."
Я много ездил по свету. Но лучше Грузии моего детства мест я не встречал. Я обожал людей, особенно деревенских жителей, обожал грузинские пейзажи, а мне удалось побывать почти во всех уголках Грузии. И сейчас, как и во времена моего детства это для меня любимое место на Земле. В Лихи я сочинил свое первое стихотворение. Помню из него только две строчки: "За полотном шакалы плачут и роща шепчет на ветру и месяц, съёжившись в калачик, заделал в облаке дыру..." В деревне почти не было детей моего возраста. Но тем не менее мне удалось немного продвинуться в изучении грузинского языка, несмотря на то, что к изучению иностранных языков я жутко неспособный. Во-первых, я не могу запоминать механически. Мне важно, чтобы запоминаемое имело запах, вкус, мелодию и т.д. В крайнем случае я легко запоминаю слова, этимологию которых понимаю. Во-вторых, на моё несчастье я - перфекционист. Понимание того, что я не смогу здесь достичь совершенства, сразу же подкашивает меня. Ну и т.д. Но грузинский язык очень звонкий и мелодичный, слова запоминаются против воли: сикварули, сихарули, амханагебо, бакакы, цхали, вашли, маквала и т.д. Грузинские слова сами застревают в мозгах. Я выучил множество поговорок, пословиц, считалок, которые помню до сих пор, например, детская считалка: "ичило бичило шрошано гритило алхо малхо чит магнахо чеми песви песмадуки аджек маджек непев чаджек."
Я ещё в детском возрасте читал пушкинское "Путешествие в Арзрум", где запомнил одно место. Александ Сергеевич посетил серные бани в Тбилиси. Он пишет, что по дороге в мужское отделение им пришлось проходить через женское. И тут он воскрицает: "Что может быть противнее тела голой грузинской старухи!". Голых грузинских старух я никогда не видел, поэтому на этот счёт ничего сказать не могу. Но всех грузинских старух вместе и по-отдельности всегда любил и люблю до сих пор. Это - совершенно невероятные создания природы. У меня не хватит слов, чтобы это объяснить, но все грузинские старухи, с которыми мне приходилось встречаться остались в моем сердце навсегда. Среди них встречаются суетливые, крикливые, попадаются натуральные кикелки. Но все они невероятно отзывчивые, внимательные и заботливые по отношению к детям - и своим, и чужим, мудрые и с огромным чувством юмора. Надо видеть, как они начинают сосредоточенно суетиться, когда в доме появляется гость. Надо чувствовать, насколько они беззаветно преданы родне.
Я всю жизнь коллекционирую морские раковины. Каждый раз, когда я приезжал по делам в Ленинград, я заходил в комиссионный магазин на Московском проспекте посмотреть нет ли хороших раковин. Однажды наблюдаю такую сцену. Типичная деревенская старушенция в черном одеянии орёт на весь магазин: "Шалико, Шалико, иди скорей сюда, я здесь ещё один антиквариат нашла!" В те времена активного заката самого передового государства на Земле на Кавказе резко активизировался левый бизнес. Появилось множество людей с шальными деньгами. Вот Шалико и притащился с мамой вкладываться в антиквариат. Появился здоровый мордастый Шалико и обратился к маме: "Мама, я слышу, не кричите так громко." По маме было видно, что даже теоретически она ничего не может понимать в антиквариате. Что она просто от всей души хочет помочь своему Шалико, озабоченному поисками правильного вложения денег. Этот случай, о котором я пишу, ничего не может рассказать неосведомлённому читателю. Всё дело в ньюансах, в интонации. Люди, которые приезжали в Грузию на отдых или к знакомым по приглашению, очень быстро осваивали псевдо-грузинский дух, начинали произносить тосты с грузинским акцентом. Грузию можно понять, только живя среди сельских.
Вообще Кавказ - это уникальнейшее место на Земле. Я имею ввиду не природу, хотя такие места, как Абхазия, озеро Гек-Гёль в Азербайджане или разноцветные холмы в Армении, поросшие маками, незабудками, фиалками, ромашками (таких примеров можно привести сотни) уникальны и неповторимы. Нам пришлось во время войны пол года прожить в Кировакане. Эти разноцветные холмы я никогда не забуду. Те, кто этого не видел, могут подумать, что Сарьян высосал свои пейзажи из пальца. В аризонском городе, где я живу, вокруг города расположены голые холмы. Каждый раз, когда я выезжаю из дома, я любуюсь этими холмами, которые мне напоминают родной Апшерон. На Кавказе почти нет незапоминающихся мест.
Но главное богатство Кавказа - это люди. Люди на Кавказе необыкновенные. Они могут быть очень агрессивными, но эта агрессия возникается главным образом на принципиальной основе. У каждого народа на Кавказе имеется нечто свое, неразмениваемое. И за принципы эти люди готовы отдать жизнь. Но здесь можно редко встретить тупую злобу, мелочность, я уже не говорю о ксенофобии. Культ старейшин, почтительно отношение к старшим сами по себе нивелирует мелочную агрессию. В 47 году мы с бабушкой жили в грузинском селе Манглиси. Вокруг села располагались нескончаемые дикие рощи, в которых можно было всегда наесться фруктами до отвала: дикие груши, необыкновенно вкусные, называемые панта, ежевика, ткемали, орехи, лавровишня, черника, шиповник, кизил и т.д. - всё это росло вперемежку в огромном количестве. В деревне было полно ничейных тутовых, ореховых деревьев. Во дворе нашего дома росло много сливовых деревьев. Эти очень вкусные сливы называются чанчури. Чанчури имеют продолговатую форму, а на конце расположена удлинённая пипочка, к которой крепится черешок. Как-то слышу разговор соседа (кажется он был председателем колхоза) с моей бабушкой: "Вы не можете мне объяснить, почему ваш внук ворует чанчури в моём саду. У вас же тоже полно сливовых деревьев. Каждый вечер я наблюдаю, как он лазает на мои деревья и уплетает сливы. Вот я и пытаюсь понять, может быть мои чанчури вкуснее ваших." Этот сосед каждый вечер наблюдал, как я ворую сливы в его саду. В любом другом месте планеты меня бы избили палкой за подобную деятельность.
Однажды в Хашури мы сидели на скамейке со сводной сестрой моей бабушки тётей Еленой. Сидели и о чём-то неспешно трепались. Настроение было хорошее, светило солнышко, всё было хорошо. Через некоторое время на противоположный конец скамейки присели муж с женой, видимо, приезжие. Они начали оживлённо обсуждать, какой здесь плохой сервис, что сдачи не дают, муж рассказывал о каком-то возмутительном случае, происшедшем с ним в отсутствии жены. Смотрю: моя старуха надувается, как индюк, и начинает тихо пыхтеть. Вдруг она неожиданно повернулась к приезжим и заорала: "Если вам не нравится наша Грузия, убирайтесь в свою Хохляндию." Испуганные супруги вскочили со скамейки и ускакали. Это было не проявление злобы или агрессии. Просто какие-то чужие люди поливали Грузию, в которой они ничего, по мнению Елены, не понимают.
За последнее столетие Кавказ пережил много горя. Чего стоят варварские эксперименты одного успешного менеджера по выселению целых народов из родных мест, где люди жили столетиями. В Баку, где я родился, жили азербайджанцы, русские, евреи, грузины, армяне, греки, татары, горские евреи и многие другие народности. Бывало, что кому-то не нравились те или иные обычаи тех или иных народностей. Но национализма, ксенофобии я не видел. И сейчас понимаю, что этих подонков нужно заботливо выращивать, незаметно внедрять всякие мелкие пакости, чтобы люди начали ненавидеть других людей по национальному признаку. И в этом смысле большой северный брат сделал очень много для того, чтобы испортить жизнь кавказцам. Принципиально ни царское правительство, ни большевики, ни сегодняшний паноптикум руководителей этой страны с их выделением коренных и некоренных народов не очень сильно отличаются друг от друга.
И вот я часто думаю, каким бы был сегодня Кавказ, если бы к ним не пришло это счастье?