О воронке дуракообразования

В школьные годы я много сочинял стихов. Мне кажется, что какой-никакой талант у меня всё же был. Сужу я об этом потому, что, первые два дня, озарённый проникающим до самой глубины души светом творчества, я полушопотом декламировал вновь сочинённые шедевры, но, перечитывая сочинённое через неделю, я каждый раз неизменно рвал всё это в клочья. Кое-что из сочинённого случайно оказалось опубликованным в университетской многотиражке, в сборнике "Молодые поэты Азербайджана"... Но в мою пользу всё же свидетельствует тот факт, что из большого количества сочинённого я, обладая превосходной памятью, почти ничего не запомнил. Всего лишь несколько стишков вроде этого:

На низком столике в большой стеклянной вазе
Стоит букет из восковых цветов,
И есть какая-то особенная свежесть
В недвижном блеске ярких лепестков.

Рукой умелою так передал художник
Тона живые неживым цветам,
Что верить хочется: они не восковые
И воду дать бумажным стебелькам.

Да и то вовсе не потому, что этот стишок был лучше других: просто так получилось, можно сказать, нечаянно.

Но только в последнее время до меня дошло, что ранневозрастное сочинительство стихов было невероятно полезной зарядкой ума, сыграло воспитательную роль для моих мозгов и многому меня научило. Ну, это понятно, что, если человек дурак, то это - навсегда. Но непонятно, откуда, с какого места начинается дурак. Бывало, что неправильно тянули щипцами, бывало, что с генами что-то неполадилось, бывало, что жена кастрюлей сильно стукнула из-за угла... Но ведь большинство дураков, населяющих нашу планету, по большому счёту являются жертвами самодовольства, самовлюблённости и патологического неприятия критики. Нередко на страницах интернета можно встретить стихотворные произведения старых перешников, некоторые из которых в достаточно агрессивной форме требуют признания своих талантов. Но воронка дуракообразования, которая затягивает людей (это ещё большой философский вопрос: затягивает в зазеркалье или в светлую реальность бытия), далеко не ограничивается стихосложением. Всё же человек, увлекающийся творчеством, сталкивается с наиболее богатыми возможностями для корректировки своего ума, для выбора наиболее адекватной практики приложения своих физических и интеллектуальных возможностей, нежели человек, осваивающий какую-то практически полезную деятельность вроде слесаря, снайпера или программиста.

Стихи я начал сочинять очень рано. Мне даже кажется, что между двумя кормлениями грудью, наблюдая за импрессионистской мутью бытия. Но местами нравится самому себе я начал значительно позднее, а наблюдать себя с птичьего полёта стал после того, как научился читать. И каждый раз, сочинив новый шедевр, я с невероятной ревностью перечитывал стихи уважаемых мною поэтов (на Пушкина с Лермонтовым у меня, слава Богу, хватило ума не покушаться) и каждый раз говорил себе: "Нет, не тянет!" Именно это многогранное и многостороннее отталкивание от настоящих талантов и лепило по-настоящему мою душу, а не политико-воспитательно-образовательная деятельность воспитателей ясель и детского сада и учителей школы. И неважно, что я стал химиком-биохимиком-микробиологом, а не филологом. Нигде человек не может определить формы своих способностей, ощутить ауру своих возможностей так, как занимаясь творчеством в раннем возрасте. Здесь самовлюблённый дурак внутри человека начинает толкаться с тонкой, но трезво глядящей на мир личностью: кто кого победит!

Только занятия искусством и в особенности в раннем детстве по-настоящему укрепляют человека в понимании того, что он уникально индивидуален, что таких больше нет на свете и что этой уникальностью нужно дорожить так, как некоторые убеждённые старые девы дорожили своей девственностью. Никогда не забуду, какое фантастическое впечатление на меня произвели теоретические статьи Валерия Брюсова, который показал, что в русской поэзии при его жизни реализовалось ничтожно малое число поэтов из того количества оригинальных поэтов, которое теоретически возможно в русской поэзии.
У некоторых детей стремление к творчеству бурно проявляется само по себе. А у тех, у кого не наблюдается такого стремления, должны быть стремительные родители. Неважно, кто эти родители по профессии. Важно, чтобы они понимали: дети, которые в раннем возрасте научились или которых научили сопоставлять себя с настоящими талантами, имеют ничтожно малую вероятность вырасти дураками.

Диспут со спящим

В биологическом центре АН - в Пущино на Оке - в организационном порядке периодически устраивали лекции знаменитостей. Как-то мне утром на работу позвонила знакомая и сказала, что она с мужем занята организацией лекции философа Г.С.Батищева (точно не помню, лекция кажется называлась "Диалектика творчества"), что скоро его привезут из Москвы, и попросила моей помощи. На вопрос о том, в чём должна выражаться моя помощь, она мне объяснила, что перед лекцией они покормят лектора у себя дома и, поскольку не уверены в том, что им достаточно просто будет поддерживать беседу с философом, то всего навсего просят меня поучаствовать в обеде для того, чтобы составить им компанию. По их расчётам обед и беседа с целью разогрева лектора займут не более двух часов, после чего все отправятся в конференц-зал Института биофизики, где Г.С.Батищев прочтёт свою лекцию, а я смогу отправиться домой спать.

На просьбу знакомой я ответил контрпросьбой найти какого-нибудь другого разогревщика, поскольку не уходил с работы двое суток, и в настоящий момент отправляюсь домой, чтобы залечь спать на сутки. На это моя знакомая сказала, что они, конечно же, поступили глупо, сообщив мне о необходимости моего участия в последний момент, но сделать уже ничего нельзя, как по причине цейтнота, так и потому, что я лучше всего подхожу на роль разогревщика. Она не объяснила, почему она так считает, но по некоторым проглоченным ею словам было ясно, что я лучше всего подхожу постольку, поскольку - жуткий болтун и вообще трепло. Мне всегда было неудобно отказывать тем, кто во мне нуждается, вне зависимости от того, в какой области я мог бы принести пользу людям. Хотя я действительно смертельно хотел спать и даже боялся, что не дойду до дома и засну, прислонившись к дереву, но тем не менее сказал, что приду к ним в назначенное время. Я, как тот русский, который устраивался на работу в Америке и который мог копать, а мог и не копать, мог беспробудно спать в течение суток, а мог, не присаживаясь ни на минуту, по двое суток работать.

Я пришёл к знакомым за четверть часа до того, как привезли из Москвы философа, сел у края стола, заставленного едой, и стал перекатывать во рту очень солёную маслину, чтобы не заснуть, положив голову на стол. Привезли Г.С.Батищева, нас познакомили, между хохяевами и лектором завязалась интеллигентная беседа. Хозяева рассказывали про биологический центр, гость демонстрировал интерес к этой теме. У него были большие красивые глаза и пышная причёска (я так во всяком случае запомнил Г.С.Батищева, который, как я позднее узнал, был выдающимся советским философом). А я сидел рядом с ним и не копал. Когда минут через десять после появления гостя беседа стала в виде жидкого киселя размазываться по столу, хозяева стали укоризненно поглядывать в мою сторону. Тут я перестал не копать. Я расправил плечи и задал вопрос о теме предполагаемой лекции.

Дальше всё пошло по накатанному. Хозяева хотели порой вставить пару слов в нашу беседу с Г.С.Батищевым, но это уже было практически невозможно, поскольку меня понесло с недосыпу, а Г.С.Батищеву, видимо, очень было интересно познакомиться с сумасшедшим, у которого по любому вопросу было своё собственное мнение. Помню, что совсем немного мы поговорили о православии, потом меня понесло на тему о том, что редукционизм - это не только тупиковый путь в творчестве, но это - самоубийственный путь. Этот момент и мои аргументы, я помню, Г.С.Батищеву понравились и он много говорил на эти тему. Потом мы говорили о тупом антропоцентризме, о том, что человечество не может самостоятельно выбирать то, что имеет наибольшую прогностическую полезность. Хозяева сидели, сложив руки на коленях, а я никак не мог остановиться, хотя очень этого хотел.

Помню, что Г.С.Батищева очень заинтересовала такая высказанная мною мысль. Я сказал, что по моему мнению творчество, рассмотренное в планетарном масштабе, неизбежно ведёт к расширению антагонизма в двух основных сферах деятельностной сущности человека (копательской и некопательской). В двух словах этот тезис расшифровывался мною следующим образом. Человеческое творчество неизбежно приводит к расширению сфер, в которых продолжение и совершенствование творчества требует всё большего и большего творчества. Иными словами, кто-то придумал простую полезную для выполнения какой-то работы хреновинку. Для усовершенствования этой хреновинки у первооткрывателя не хватило достаточного творческо-исследовательского и творческо-исполнительского мастерства. Следующий мастер, радикально усовершенствоавший хреновинку, должен быть никак не глупее первого мастера и т.д.

С другой стороны, творчество в планетарном масштабе неизбежно будет приводить к облегчению бытовой нагрузки людей, у них неизбежно будет появляться возможность, ничего особенно не делая, пользоваться плодами творчества активных членов общества. Таким образом, творчество в планетарном масштабе неизбежно сужает количество творческих исполнителей высокого полёта и одновременно расширяет число идиотов-бездельников- иждивенцев. В этом месте у нас с выдающимся советским философом завязалась особо горячая дискуссия, но в этот момент хозяева сообщили, что люди собрались в зале и ждут лектора. В итоге всё кончилось для меня большим кошмаром. Всю дорогу от дома принимавших до института биофизика Г.С.Батищев держал меня за руку и мы продолжали активно обсуждать затронутую мною тему.

Так, держа за руку, лектор ввёл меня в зал, и в итоге я вынужден был сесть в первый ряд, на котором никого кроме меня не было. Я сел, нацепил тёмные очки и ... заснул мертвецким сном. Проспал я почти два часа. Разбудил меня научный сотрудник с нашего института, который страшно удивился: "Ты спал что ли?!" Я виноватым тоном объяснил ему, что двое суток проторчал на работе и поэтому уснул. Тут этот сотрудник стал как сумасшедший хохотать и объяснил мне сквозь слёзы, что всю свою лекцию Г.С.Батищев разговаривал со мной: "В этом вопросе Вы, Леонид Владимирович, были правы! Но вот здесь я эту мысль, Леонид Владимирович, сформулировал бы несколько по-иному!.."

Горе нелюбви

Мы работали в одном институте. Честно говоря, при всём моём желании я так и не мог хотя бы для себя вспомнить, в каком подразделении он работал. Был он невысокого роста, с лукообразной головой, намного старше меня - в районе 35 лет. Нельзя было назвать его красивым: обычное запоминающееся лицо с довольно мелкими чертами, редкие прямые волосы на голове и какой-то неуловимый оттенок старчества на лице. Это объяснить невозможно. Конечно, речь идёт о совершенно субъективном восприятии: мне почему-то казалось, что на черты его лица скрытно накладывался образ очень молодо выглядевшего восьмидесятилетнего старика. Кожа у него была гладкая, лицо подвижное с частыми неплавными переходами слегка чем-то озабоченного выражения лица в доброжелательную улыбку и обратно. Первое время мы иногда просто перебрасывались словами на перекурах, но позднее подружились и дружба наша с годами крепла, не превышая, правда, минимальных границ задушевности и откровенности. Я не буду здесь называть имён и городов. В дальнейшем он - это он, а она - будет ею.

У него были две выдающиеся способности. Во-первых, он был очень талантливым музыкантом, обладал прекрасным слухом и неполохим голосом. Хотя это слово здесь звучит вроде бы не по делу - по профессии он был чистым химиком и, насколько мне известно, музыкой не подрабатывал, но его тем не менее хотелось называть музыкантом-профессионалом, настолько хорошо он ориентировался во всём, что было связано с музыкой. Он принимал неизменное участие в организации художественной самодеятельности института. Как-то под Новый год я решил принять участие в концерте. Я танцевал на сцене с сотрудником моей лаборатории в два раза выше меня ростом и в три раза толще. Были мы одеты в белые тапочки, белые трусы. На нас были сделанные из бумаги балетные пачки. Мы изображали маленьких лебедей, а в руках у нас был макет газового балона. Наш скетч был укором отделу снабжения, из-за которого мы нерегулярно получали гелий и аргон для работы. При подготовке к концерту мы с ним и подружились. Второй его выдающейся особенностью было то, что он мог отремонтировать любую квартиру, возвести любое строение. Для него не было проблем уложить паркет, провести воду, газ, электричество. Делал он всё это в высшей степени качественно и профессионально. То, что мне пришлось видеть из сделанного им, меня просто ослепило высочайшим уровнем исполнения. Признаться, я глядел на него с завистью, поскольку нацело был лишён подобных талантов. При этом нужно иметь ввиду, что описываемые события происходили в начале 60-х, когда "достать" строительные материала высокого качества было очень и очень непросто.

Краем уха я слышал, что он долгое время ухаживает за совсем юной девушкой, что просто преследует её, не даёт ей прохода. Что он влюблён до состояния полного безумия. Позднее я эту девушку увидел. Он была действительно очень красива: правильные черты лица, тонкая талия, точённые ножки, серо-голубые глаза невероятного оттенка и выразительности. При этом на её лице не было заметно и следов того, что она знает, что она красавица. Её лицо выражало будничную обыденность. Даже с подругами она общалась как-то очень пресно, но вместе с тем лицо её было необыкновенно привлекательно. Не могу сказать, что она была ослепительно красива. Она была ослепительно привлекательна. Такие девушки побуждают влюблённых придумывать массу качеств, которые не имеют ни малейшего отношения к их реальной натуре. Его преследования и ухаживания кончились тем, что она сдалась. В то время ей было лет 18 или около этого, а ухаживал он за ней не менее двух лет.

Как-то мы оба оказались в Москве. Мы должны были сдавать кандидатский экзамен по химии в одном из московских институтов Академии наук. Не помню, как это получилось, но мы поселились в одном двухместном номере гостинницы "Южная" на Ленинском проспекте. У нас было немного спиртного. Выпив, мы стали петь. Не знаю зачем нужно было на сдачу кандидатского минимума захватывать гитару, но он был с гитарой. Когда мы на два голоса громко пели любимую мною в то время песню "Извела меня кручина, подколодная змея", к нам в номер постучались. На пороге оказались двое: один из них бывший секретарь обкома недалеко расположенной от Москвы области, второй - торговый консул в одной из европейских стран, посетивший своего товарища в гостиннице. До утра мы пели и пили в соседнем номере, откуда и поехали на экзамен, который сдали на отлично, стараясь при этом не дышать перегаром на экзаменаторов. Я остался в Москве ещё на несколько дней, а он в тот же день уехал, сообщив мне почему-то по секрету, что вскоре переезжает в другой город. Лишь спустя довольно большой промежуток времени, как-то поинтересовавшись куда он пропал, я узнал, что он женился на предмете своих давних воздыханий и сразу же переехал в другой город. При этом он бросил практически полностью подготовленную к защете кандидатскую диссертацию. Видимо для переезда у него были какие-то серьёзные основания. М.б. он не хотел жить в одном городе с родственниками жены. Не хотел бы на эти темы впустую фантазировать.

После ночи, проведённой в гостиннице "Южная", мы вновь увиделись через несколько лет. Я был в командировке в одном большом городе и совершенно случайно столкнулся с ним в местном университете. Мы оба были рады встрече, и он тутже потащил меня к себе домой. Жил он в самом центре города. Какими-то правдами-неправдами он получил большую комнату в коммунальной квартире. Комната была в старинном доме с пятиметровыми потолками. Он переоборудовал эту комнату, полностью обновил в ней всё и соорудил большую и удобную антресоль, на которой я спал, когда в следующие разы приезжал в этот город. Жена его ещё больше похорошела. У них родился мальчик, характером похожий на мать, а формой головы - на отца. Я себя у них чувствовал свободно. Поскольку я всю жизнь работал, как ненормальный, часто по двое суток не уходил с работы, то в командировках я обычно отсыпался. Я оправлялся утром по делам, очень быстро возвращался и дрыхал весь день на антресолях. Вечером мы обычно немного выпивали и говорили на разные темы.

Приезжал я обычно на 2-3 дня. Одно время приезжал я в этот город довольно часто и стал замечать, что отношения между супругами принимают всё более странные и странные формы. Нельзя сказать, что они выражали какие-то негативные чувства по отношению друг к другу. Они просто всё меньше и меньше замечали друг друга. Это была какая-то очень необычная манера общения между мужем и женой. Как-будто два полунезнакомых человека сидят на одной скамейке электрички и понимают, что по прибытии на какое-то определенное место назначения покинут свои места и больше не увидятся. Мальчика оба любили, но он каким-то загадочным образом никак их не соединял. Она работала на какой-то работе, когда периодически оставалась дома. Со мной она общалась, демонстрируя чувства симпатии, замешанные на отсутствии какого-либо серьёзного интереса к моей персоне. Какое-то время я слегка начал за ней ухаживать, без каких-либо планов. Так, как нормальные мужики ухаживают за очень симпатичными женщинами, даже в мыслях не предполагая, что это может кончиться чем-то таким, которое...

Однажды я приехал в этот город на несколько дней, собирался вечером поехать к ним и неожиданно встретил его в университете. Он сказал, что обменял старую квартиру на однокомнатную квартиру в хрущовской пятиэтажке. От него я также узнал, что он бросил работу научного сотрудника и перешёл работать инспектором по технике безопасности. Глядя на моё удивлённое лицо, он заметил, что так для него лучше. Я не стал задавать ему вопросов. С собой я привёз несколько бутылок болгарского коньяка "Плиска". В первый день мы выпили перед сном и половину следующего дня я проспал на выделенной мне кровати за занавеской. Днём я вылез из своего закутка, хозяйка меня немного покормила, мы понемногу пили с ней "Плиску" и говорили на всякие темы. Честно говоря, я уже начал тяготиться такими малопонятными отношениями между супругами и перестал себя чувствовать легко и свободно в их доме. Видимо, инстинктивно стараясь как-то вызвать её на откровенность, я слегка перегнул палку, и ей показалось, что я за ней активно ухаживаю. Она стала поглядывать на меня с интересом, но не как на мужчину, а как на объект, потерявший управление и направившийся малость не в ту сторону.

Поскольку я привёз много коньяка, а в России такое количество не принято хранить долго, то мы все в этот вечер солидно выпили. Под "мы все" я конечно же подразумеваю себя с ним, хотя и она выпила немало. Почувствовав, что я начинаю пьянеть, я отправился за занавеску спать. Только я лёг и накрылся одеялом, как в моём закутке появилась девушка, которая когда-то работала в нашем институте, а затем, как выяснилось, переехала в тот же город, что и мои друзья. Надо сказать, что девушка, которая была выше меня на голову, была ослепительно красива. Она с застенчивым выражением лица разделась до гола и улеглась ко мне под одеяло. Утром, когда я проснулся и пытался вспомнить подробности умопомрачительных событий ночи, девушки уже не было. Таким оригинальным способом хозяйка мне ответила на мои псевдоухаживания. Конечно же жрица знала меня в лицо, поэтому они с хозяйкой делали всё не в слепую. Утром хозяйка ни одним движением лица не показала, что является автором нового способа реакции на ухаживания со стороны. Мы, как ни в чём не бывало, пообщались, и я уехал немного раньше. Сама по себе эта выходка хозяйки показала мне, что я ничего совершенно не понимаю в её непростом характере. Так или иначе, но я дал себе слово, что больше у них не буду останавливаться. Кроме того, я мог посылать в командировку сотрудника, а не ездить в этот город сам.

Прошло совсем немного времени и мне срочно понадобилось приехать в город, где жили мои друзья. Помню, что почему-то мне нужно было приехать в воскресенье утром, а в понедельник утром я должен был быть в институте, где работал мой друг. Зная, что он не поймёт, почему я не остановился у него, я с утра прямо из аэропорта направился к ним домой. Хозяйка, как всегда, встретила меня по-дружески радушно, а на вопрос, где он, сказала, подняв указательный палец кверху, чтобы я поднялся на крышу. Поднявшись на последний этаж, по ржавой металлической лестнице, я вылез на крышу. На крыше никого не было видно. В середине крыши находился небольшой фанерный сарай. Когда я подошёл поближе, то увидел, что внутри этого сарая лежит мой друг и читает книжку.

Моему удивлению вообще не было предела, когда я обнаружил, что фанерный ящик, в котором находится мой друг, представляет собой прекрасно спланированную и добротно сделанную квартиру. В этом ящике было всё, что нужно было для автономной жизни. Внутрь ящика было проведено электричество. Не стану описывать подробности, поскольку настолько первоначально ошалел, что мне было не до разглядывания: я сразу понял, что он построил себе по возможности максимально оборудованную микроквартиру. Причём первое, что пришло мне в голову, что на такую квартиру, на проводку электричества и т.п. нужно множество всяких разрешений которые добыть просто нереально. С другой же стороны, я не мог себе представить, чтобы мой друг, будучи опытным мастером, стал бы строить такое капитальное сооружение сроком на несколько дней.

"Она что: тебя выгнала?!" - спросил я участливо. Мой друг несказанно удивился: "Меня-я-я?! Она-а-а?!" Было видно, что высказанная мною мысль звучит для него совершенно дико. Честно говоря, первым моим побуждением было не начать выяснять детали и причину увиденного мною, а попросту, ничего не говоря, сбежать. Я испытывал щемящее чувство неудобства положением человека, перед которым лежит товарищ, перешедший жить из принадлежавшей ему квартиры в ящик на крыше, и который вынужден делать вид, что всю жизнь привык общаться с товарищами с высшим университетским образованием, живущими на крыше в фанерных ящиках. Впрочем, было видно, что не только я чувствую неудобства. Мой товарищ явно не испытывал большого желания объяснять мне подробности обстоятельств, вынудивших его перебраться на крышу. Попросту говоря, он бы не возражал, если бы я исчез также внезапно, как появился. Но ни я не мог внезапно исчезнуть, ни он не мог мне посоветовать исчезнуть. Дело было летом. В руках у меня был портфель, в котором лежали две бутылки коньяка. Я запустил руку в портфель, выпростал из него горлышко бутылки и увидел очень положительную реакцию на лице моего друга. Намного более положительную, чем та, когда я доставал бутылки когда-то в его доме под крышой.

Он принял из лежачего сидячее положение, указал мне глазами на красный постеленный матрац, на котором я пристроился, запустил руку куда-то за спину, достал два небольших гранённых стаканчика, банку с солеными огурцами, банку с солёными зелёными перцами и четыре шоколадные конфеты, на которых была нарисована девочка. Я забыл, как они назывались. По тому, как он налил, выпил и тутже снова налил, я понял, что ему очень хотелось выпить, поэтому моё появление приобрело оттенки положительного события. Сразу же стало ясно, что он не хочет говорить на личные темы. Он стал меня подробно расспрашивать о моей работе на новом месте, что его до этого никогда не интересовало. Мы быстро прикончили первую бутылку и перешли ко второй. Я пил на совершенно голодный желудок, причём, сидя в совершенно идиотской позе на полу и положив портфель на колени. Всё, о чём мы говорили, было до противного неестественно. Кроме того, я видел, что он опьянел уже довольно сильно. Намного сильнее меня. Редко в моей жизни была такая противная и неестественная обстановка.

И вдруг он заговорил. Глаза у него стали совершенно трезвыми, хотя по движениям рук и губ было видно, что он пьян. Он спросил меня: "Ты знаешь, что такое любовь?" Я не помню, что я ему начал отвечать. Больно неожиданным и серьёзным был заданный вопрос. Но он прервал меня, не дав закончить начатую фразу, и сказал: "Любовь - это тогда, когда не можешь не любить!" После этого он надолго замолчал, что-то обдумывая. Мне было неудобно его прерывать. Я понимал, что я играю роль статиста, изображающего человеческую совесть и нравственность, и почтительно молчал. Я чувствовал, что он хочет высказаться. Не зная, как себя вести, я разлил коньяк. Вторая бутылка была ещё наполовину полна. Он быстро выпил и произнёс: "Рамка потрескалась, фото пожелтело, но что делать, если в душе всё сохранилось, как в первый день?"

Тут мне стало намного легче. Я почувствовал, что он вызывает меня на дискуссию. Я ему сказал: "Послушай, ведь красота - это маска! Под маской красоты может быть всё, что угодно. От самого мерзостного до самого прекрасного." Он сразу посерьёзнел и сказал мне: "Лёня, ты очень умён! И поэтому ты никогда не поймёшь человека, у которого душа скукоживается вместе с погибающей красотой". Я могу получиться за то, что слово в слово повторил то, что он мне сказал. Мне стало его невероятно жалко, хотя он и не выглядел жалким. К тому же я был пьян и недостаточно чётко понимал, какая красота и где погибает таким образом, что человек из-за этого вынужден перейти жить на крышу. Он продолжал говорить: "Всё, что не красота, недостойно любви. Женщины не могут любить мужчину. Они могут со временем так привыкнуть к нему, что это будет выглядеть, как любовь." Он говорил долго. Говорил о том, что всю жизнь свою мечтал о любви. Намекал на жену, но не прямо. Из его слов получалось, что она - это пожелтевшая фотография. С одной стороны всё, что он говорил, выглядело бредом чистой воды. Но с другой - я мог поручиться за то, что этот пьяный человек, был совершенно нормальным.

Я ему сказал: "Послушай, у тебя такие невероятные таланты, ты можешь легко зарабатывать деньги, ты можешь завести новую семью, в конце концов, ты - совершенно здоровый мужчина в расцвете сил. Ты же нигде не пропадёшь. Вот ты, например, соорудил себе такой шикарный домик на крыше. Я, и не только я, ничего подобного сделать бы не смогли! Это говорит о том, что ты - живучий человек, что ты не пропадёшь на этом свете. Почему же ты катишься хрен его знает куда. Ты бросил диссертацию, потом бросил научную работу, Теперь переселился на крышу. Ведь красота - понятие субъективное. Для человека красота - это лишь некоторая часть потребительских качеств. Есть же множество некрасивых и даже очень некрасивых людей, которые светятся добротой, которых любят за их душевные качества больше, чем иных любят за красоту. И вообще я ничегошеньки не пойму: причём здесь красота. Я вот, например, за одну лишь красоту человека полюбить никогда не смогу..."

Я долго выступал в таком же духе. Мой друг с неподвижным лицом уставившись на меня, глазами следил за движением моих губ. Когда я кончил говорить, он посмотрел на меня так, как-будто увидел в первый раз и очень раздельно произнёс: "Лёня, ты - безнадёжный дурак! Чтоб я тебя никогда больше не видел!" Я встал, схватил свой портфель и ушёл. Поскольку я был достаточно нетрезв, то не рискнул куда-то идти. Я позвонил в дверь, сказал хозяйке, что мы сильно выпили и улёгся без приглашения на диван, не раздеваясь и положив под голову портфель. Проспал я весь день и всю ночь. Несколько раз я чувствовал, что хозяйка меня накрывает легким одеалом. Утром я вскочил и сразу стал прощаться, поскольку есть мне после выпивки ничего не хотелось.

Я спросил у неё перед уходом: "Скажи мне честно, он что: с ума сошёл?" На что она мне с необычно для неё серьёзным выражением лица ответила с расстановкой: "Он совершенно нормален! Сначала мне казалось, что я его полюбила. Потом я поняла, что лгала себе. Я пыталась себя заставить его полюбить. Сначала просто из-за жалости. Потом из-за ребёнка и из-за многих других вещей. Но я не могу дать ему то, что он хочет. И дело вовсе не в нём. Дело во мне. Понимаешь, не в нём дело, во мне!". У неё из глаз покатились слёзы. Она сказала мне: "Лёня, ты - дурак! Уходи и больше никогда не приезжай к нам". Я пожал плечами, поняв, что ничегошеньки во всех происшедших событиях не понимаю, и направился к двери. Тут хозяйка мне сказала: "Подожди!" Подошла, поцеловала меня в губы и произнесла "Не обижайся! Ты слишком счастливый человек, чтобы понять горе нелюбви!" А я действительно ничего не понял. Не понял, как может быть так, чтобы люди смертельно испортили друг другу жизнь из-за нелюбви. И до сих пор ничего не понимаю. Историю я воспроизвёл, ничего не приврав.

Честно говоря, разнообразие окружающих меня людей меня всегда очень привлекало. Я считал себя хорошим физиономистом и был уверен, что взглянув лишь раз на человека, могу о нём очень многое сказать. На самом деле так и есть до сих пор, во всяком случае так до сих пор я воспринимаю людское окружение. Но этот описанный мною случай всегда напоминает мне о том, что чужая душа - тёмный лес, а самоуверенность имеет природой очерченные границы.

Понятие "Прекрасная Дама" есть, а понятия "Прекрасный мужик" - нет

Я рос в огромном многонациональном бакинском доме. Русские, евреи, грузины, горские евреи, азербайджанцы, армяне, татары... наш дом был похож на настоящий, а не выдуманный Интернационал, и никогда на моей памяти, ругаясь, ни один человек не мог себе позволить затронуть национальную тему. Его бы все запрезирали. А ругались часто, ругались почти каждый день и этому содействовали два обстоятельства. Во-первых, этому способствовала горячая южная кровь в условиях тотальной нехватки всего необходимого для спокойного проживания на белом свете. Люди заводились с пол оборота. А во-вторых, этому способствовало особое расположение квартир в огромном П-образном доме.

Этот дом до революции был т.н. "гостинницей для малосемейных" (http://systemity-systemity.blogspot.com/2009/07/blog-post_513.html). Жили в этом доме богатые люди: инженеры, бизнесмены, военые. Каждая семья занимала 5-6 комнат с полами, покрытыми дубовым паркетом, в котором и через сто лет не было ни малейшей щёлочки, с огромной кухней, с многофункциональной печью размером в треть кухни, ванной и полностью застеклённой галереей размером в две большие комнаты. После революции этот дом занимали руководители победившего пролетариата - члены ЦК партии и профсоюзов Азербайджана, которым достались антикварная мебель из черного дерева, карельской берёзы, индийского палисандра, картины и скульптуры бывшей цитадели эксплуататоров трудового народа. Квартиру над нами, например, занимал Лаврентий Берия с семьёй.

В 1937 году большая часть жильцов дома была отправлена в лагеря или расстреляна, и дом стал заселяться представителями трудового народа, среди которого мелкие агенты ОГПУ составляли значительную часть. В итоге на каждый индивидуальный блок бывшей гостинницы теперь вместо одной приходилось от 3 до 5 семей. Ругань, как правило, происходила в огромных застеклённых галереях. Всё начиналось обычно на общей кухне, а толкаться и ругаться выходили на освещённое светом пространство для того, чтобы зрители, а за руганью наблюдала большая часть жильцов, в дальнейшем могли составить беспристрастное мнение о том, кто же был прав, а кто виноват. Эти почти каждодневные скандалы в какой-то степени заменяли людям театр, и каждый раз жильцы с удовольствием обсуждали многочисленные детали этих бесплатных представлений.

Мужчины участвовали в этих дрязгах вынужденно: защищая честь своих жён, которые начинали ругаться из-за мелочей. Эти мелочные дрязги быстро перетекали в оглушительные скандалы такого накала, что без лёгкого рукоприкладства женщины обойтись уже никак не могли, и тогда появлялись мужья, которые поначалу принимались лениво толкаться, но затем распалялись и начинали неумело, но вдохновенно качать права. Спустя день-два, ну в крайнем случае неделю, бывшие ненавистники мирились, обнимались, делали друг другу мелкие подарки, оказывали всякие знаки внимания, из числа которых наиболее весомыми считались сплетни (откровения) на соседей, которые что-то не то когда-то кому-то говорили под большим секретом об объектах вновь восстановленной дружбы. Эта вновь поступающая информация в конечном итоге обязательно приводила к новым скандалам, новым толковищам между мужьями, новым примерением с последующими искренними объятиями и т.д. и т.п.

Была одна очень интересная особенность этих скандалов. Почти всегда в апофеозе ругани одна из женщин закидывала голову и, глядя в потолок или в небо, если дело происходило на свежем воздухе, протяжно с надрывом выводила заветное слово: "ПРА-А-А-СТИТУ-У-УТКА!" Как я понимал в детстве, произнести это ругательство обычным тоном в любой стадии скандала было нельзя. Были какие-то неписанные правила, обусловливающие процедуру применение этого ругательства. Причём по-видимому огромное преимущество получала та из скандаливших, которая первой улавливала момент соответствия. Я спросил у бабушки:"Бабушка, а что такое праааститууутка?!". Та мне объяснила, что так называют женщину, которая любит всех мужчин. На мой вопрос: как называют мужчин, которые любит всех женщин, бабушка мне не ответила, сославшись на то, что она занята приготовлением обеда и у неё нет времени.

В то время я ещё не вылезал из дома и не дружил с дворовыми ребятами. Чуть позднее эти ребята мне всё очень подробно объяснили и ознакомили при этом с терминологическими покрытиями тем, которые меня интересовали. После этих курсов повышения квалификации я уже не задавал бабушке глупых вопросов, но сама процедура и ритуал употребления звания "проститутка" в нашем доме меня с годами всё больше интересовали. Не знаю: положительная или отрицательная эта черта, но очень часто я могу в течение многих лет возвращаться к каким-то на первый взгляд совершенно малозначимым вопросам и пытаться на них ответить так, как если бы я сдавал какой-то очень важный экзамен.

Дело в том, что в нашем дворе жила женщина, которая на старости лет занималась проституцией. Она работала билетёршей в кинотератре "Вэтэн", расположенном напротив нашего дома, и удовлетворяла молодую поросль в задних рядах или в одном из двух подъездов нашего дома. Это была очень импозантная с королевской внешностью дама в свои почти 70 лет, настоящая русская красавица, со всеми необходимыми принадлежностями. Об этой её деятельности знали все жильцы дома, включая её мужа, с которым она вынужденно делила небольшую комнатку, и её взрослых семейных детей, которые жили в отдельных квартирах в нашем же доме. Она, как и большая часть женщин нашего дома, активно участвовала в скандалах, но никогда, ни разу никто не назвал её проституткой. Видимо было глупо называть проститутку проституткой, тогда тем более очень интересно, почему без этого ругательства не проходило ни одного скандала. Я чувствовал, что здесь есть какакя-то подоплёка, мне очень хотелось проследить пусть маловодный, но ручеёк философской мысли, омывающий описанный мною феномен величания проституткой.

Я всю свою жизнь люблю женщин и так и эдак. Я считаю женщин во всех отношениях лучше мужчин и к проституткам просто не могу относиться как-то необычно, плохо, презрительно. Тем более, когда проститутками называют женщин, которые не оказывают сексуальные услуги за плату, а просто очень любят это дело. Сквозняк удовольствия, дующий из их половых щелей, никак не достигает социума и, если и влияет на него, то в основном положительно и на рабочей квалификации любительниц половых сквознаков никак не отражается. Бывает и очень часто бывает, что этот сквозняк выдувает из мозгов возможность освоения секрета истинного высшего физического удовольствия, которого можно добиться, уменьшив силу сквозняка и задумавшись над некоторыми ключевыми вопросами бытия. Но это - сугубо индивидуальное дело каждой женщины. Амбал распоряжается своими мышцами, учёный - интеллектом, авиадиспетчер - быстротой реакции. Женщина имеет полное право раздавать то, что пользуется спросом, и вообще это - какая-то мезкая форма неравенства обзывать женщину проституткой. При том, что во все времена, включая и Древнюю Грецию, имелись мужчины-проститутки, получающие оплату от гомосёков. Но мужчин в разгар ругани никто проститутом не назовёт. Не принято.

Вообще-то я не считаю себя графоманом. Пишу я свои рассказы или воспоминания, не задумываясь и особо не вдумываясь. Сажусь и обычно не встаю, пока не кончу. Пишу для жены, для сестры, для сына с невесткой, которые меня очень любят, есть у меня друзья, которые с удовольствием читают мою писанину. Наконец, пишу я и для себя. Иногда я получаю комментарии с новорусскотарабарским "много букаф". Но я вообще-то е..л и комментарии и комментаторов. Пишу я это для тех, кому покажется, что я шлёпал ногами по мелководью и тема не стоит такого внимания. А вот по мне стоила и в итоге я пришёл к такому довольно простому и удовлетворившему меня выводу, что русское слово "ПРА-А-А-СТИТУ-У-УТКА!" переводилась на любой из национальных языков, как : "Ты вовсе не относишся к категории Прекрасных Дам." А мужиков не называли проститутами постольку, поскольку категория "Прекрасный Мужик" никогда не существовала.

На интернете на тему о Прекрасных Дамах имеются миллионы ссылок. Кому интересно, могут ознакомиться. Много интересного можно найти по ключевым словам "секс, менестрели, любовь". Странствующим минестрелям средневековья, которые за редким исключением были очень бедными людьми, тоже, как и всем мужикам, хотелось получить по полной программе. Вот они и сочиняли стихи и песни о Прекрасных Дамах, в которых секс неразрывно увязывался с любовью. Поскольку у изголодавшихся менестрелей любовь просто таки была размазана по лицу и сочилась из всех пор, то Прекрасные Дамы вынуждены были отвечать допуском по категории "совсекретно" на менестрельскую любовь, а не на драгоценные камни и золотые украшения, которых у менестрелей не было. Но вообще-то образ Прекрасной Дамы сформировался в значительно более ранней древности, а вот образ Прекрасного Мужика не сформировался. Мне кажется, что именно во всём сказанном выше ответ на вопрос, который меня нетривиально заинтересовал в раннем детстве.

Обосранная норка

Однажды я по делам приехал в Питер и остановился жить в доме моих знакомых, с которыми у меня были контакты по науке. В этой семье папу звали Эриком, маму - Ларисой и у них была дочка. Дочка была и не маленькая, и не взрослая. Средняя была дочка. Папа этой дочки как-то был в экспедиции на Дальнем Востоке. Однажды он остановился ночевать в деревне в семье, в которой жила ручная норка. Эта совершенно домашняя норка ему так понравилась, что он решил подарить её своей дочке. Поскольку Эрик был ещё тот жук, то он немедленно начал втирать людям в мозги мысль о том, что данная конкретная норка демонстрирует такие особенности поведения, о которых этологи раньше и не догадывались, и что он считает своим долгом, несмотря на предстоящие расходы и большие хлопоты, попросить у хозяев разрешения отвести норку в Ленинград для того, чтобы исследованием этой конкретной особи занялись в Академии наук СССР. Люди, польщённые тем, что смогут в чём-то помочь советской академической науке, подарили норку Эрику и так норка оказалась в Питере.

Дочка была в невероятном восторге от папиного подарка, но не прошло и дня, как Лариса поставила вопрос ребром: "Эрик, тебе придётся решать - или я, или норка. Достаточно того, что я после работы и в выходные без отдыха работаю на тебя и на нашу дочку, которая, как и ты, пальцем не пошевельнёт, чтобы помочь мне по дому. Убирать за норкой я не собираюсь. Если ты не унесёшь её из дома, то я сама уйду жить в другое место, а ты живи со своей норкой". Эрик подумал, что Лариса просто почему-то в данный момент не в духе и вскоре успокоится. Но, когда он пришёл на следующий день с работы и увидел, что жена упаковывает вещи в чемоданы, он понял, что дело серьёзное, позвонил в зоологический сад, с директором которого был в дружеских отношениях, и сказал, что специально для них привёз издалека учёную норку, которую купил за большие деньги, но дарит её им бесплатно. Из зоосада приехал человек и бесплатно забрал норку. Жена перестала складывать вещи в чемоданы, а дочку записали в группу юннатов.

Когда я к ним приехал пожить на несколько дней, я ещё всего этого не знал. На следующий день дочка пришла из школы и говорит: "Дядя Лёня, вы можете сделать мне одолжение? Понимаете, я очень скучаю по Норе и хочу посмотреть на неё. Отвезите меня, пожалуйста, в зоопарк". И она мне рассказала историю появления норки в их доме и очень коротко объяснила, как эта норка оказалась в зоопарке. Я взял такси и мы поехали в зоопарк. Мы приехали в зоопарк, побывали в тех комнатах, где работали юннаты. Дочка достала норку из клетки и долго с ней возилась. Когда мне надоело торчать среди юннатов и я намекнул, что у меня на сегодня ещё много дел, дочка жалостливым голосом мне сказала: "Дядя Лёня, я очень скучаю без Норы. Я хочу её взять на один день домой. Вы можете помочь мне вынести Нору из зоосада. Дело в том, что сейчас нет начальника и я не могу получить разрешения." Я, ничего не подумав, спрятал норку под пиджаком и мы с дочкой прошли через охрану зоопарка. Если бы меня поймали, то наказали бы за преступление.

Я взял такси и мы поехали. По дороге норка вырвалась из дочкиных объятий и стала носиться по машине. Видимо это мелькание со сверхзвуковой скоростью не мешало таксисту вести машину, он улыбался, когда норка проносилась перед его носом, и при этом, не отрываясь, смотрел на дорогу. Норка была необыкновенно грациозна, у неё была красивая пушистая мордочка и блестели глаза-бусинки. Шофёр такси, радостно улыбаясь, говорил: "Вот что значит существо из живой природы. И запах у неё природный." И вдруг я обнаруживаю, что норка обкакала всю машину, всё дочкино пальто, все сидения, все дверцы машины. У норки был понос, и можно было только удивляться, как такой большой объём поноса умещался в таком маленьком изящном тельце. Но шофёру почему-то запах норкиного поноса нравился, а внутреннюю тотальную обосранность он не замечал, поскольку ничего кроме дороги не видел. Тут я говорю таксисту: "Спасибо вам большое, мы решили тут сойти, я забыл, что нам надо в ещё одно место." Я дал таксисту денег. Обкаканная дочка взяла обкаканную норку и мы дальше пошли домой пешком. Все прохожие с восхищение смотрели на обкаканную норку и провожали нас завистливыми взглядами: каждый хотел бы иметь такую красивую дрессированную норку.

Когда мы приехали домой, пока дочка вытирала свое светлое сильно обкаканное пальто, норка зашла в туалет, и стала купаться в унитазе. Она стояла на задних лапках и быстро опускалась и поднималась в воде. Потом она вылезала, отряхивалась на стену туалета и снова опускалась в унитаз. Когда ей надоело купаться, она побежала на кухню. На столе стояла большая кастрюля с борщом. Она отодвинула крышку, залезла в кастрюлю и стала, стоя в кастрюле, кушать борщ, вылавливая куски мяса. Когда она наелась, то побежала в спальню, где недавно наклеили новые обои, и стала ползать по стене. Никогда ни до, ни после я не видел, чтобы животное могло свободно ходить по стене. Она стала совсем плоской, как лист бумаги, и быстро ползала, размазывая тонким слоем борщ по стене. Когда я всё это увидел, то быстро вырвал из записной книжки страничку и написал: "Лариса и Эрик, мне срочно понадобилось уехать домой. Спасибо большое вам за гостеприимство." Я оставил эту записку на столе, попрощался с дочкой и быстро убежал, чтобы, не дай бог, не встретить по дороге хозяев.

Святая к истине любовь

Это произошло в Москве в те времена, когда директоров в глаза и за глаза стали называть "хозяин". Естественно воспринимавшаяся замена советско-бюрократической терминологии на дико-капиталистическую сопровождалась многими, не столь бросающимися в глаза изменениями в отношениях между людьми.

Так, в советские времена достаток создавался, как правило, в течение длительного времени. Это могло быть результатом хорошо оплачиваемой должности, поездок за границу и т.д. Даже, если богатство было результатом нелегальной деятельности, то всё это происходило не сразу, не в один день. Круг знакомств таких людей формировался с минимумом случайностей. А здесь вдруг какой-то серый мышь получает возможность что-то крупно купить-продать, где-то что-то стянуть, что-то с кем-то поделить...

Он может продолжать вращаться в привычном ему круге знакомств, но его уже страшно тянет немедленно дотронутся до того, на что раньше он мог смотреть только лишь со стороны или снизу вверх, пуская слюни. Речь идёт не только о вещественных богатствах, но и о женщинах, обладание которыми казалось абсолютно нереальным и не рассматривалось даже теоретически. Разумеется, во всём этом не было бы ничего плохого с учётом новых финансовых возможностей людей. Но дело в том, что люди часто были совершенно не подготовлены к новым реалиям, а реалии не были подготовлены к новым хозяевам жизни.

С этим директором мехового ателье я познакомился у своего друга-скорняка на дне рождения. Он сидел рядом со мной и мы разговорились. Был он невысокого роста, с круглой головой покрытой рыжим пушком, с подвижным лицом и толстыми пальцами. От хозяйки дома я узнал, что сидевшая с ним рядом женщина - его жена. За весь вечер они не перекинулись и двумя словами. Трудно было вообще представить двух людей, столь непохожих друг на друга.

Она была заметно выше его ростом. При её солидного размера бюсте она странным образом казалась плоской. То ли из-за широких плеч, то ли из-за мускулистых рук. У неё было очень выразительное, довольно красивое удлинённое лицо и очень спокойный, даже скорее какой-то безучастный взгляд. Но самым необычным в ней были очень длинные прямые волосы необыкновенно иссиня-чёрного цвета. Такой цвет волос я видел лишь однажды в жизни у знакомой адыгейки из Майкопа.

В отличие от своей неподвижно восседавшей жены мой новый знакомый был суетлив и разговорчив, перекидывался репликами с сидящими за столом, много помалу пил и бегал несколько раз чокаться на другой конец стола. Но самое удивительное в нём было вот что. Достаточно было кому-то взглянуть на его жену, а она была очень привлекательна, как он, даже если смотрел совершенно в другую сторону, поворачивался и с на мгновение застывшим лицом ловил и оценивал этот взгляд. Я понял, что он бешенно ревнует свою жену ко всем мужчинам, сидевшим за столом. Поняв это, я наблюдал за его женой только украдкой, когда он бегал чокаться или ходил в туалет.

В тот вечер мы быстро подружились. Я, почему-то почувствовав, что это ему должно очень понравится, стал называть его в шутку на "вы" и "начальником". Мы с ним болтали на разные темы, он коротким хохотом реагировал на мои остроты, а я его при этом хлопал по плечу. В дальнейшем я пару раз был у него дома, когда мой друг заезжал к нему по делам. Дома у него была очень красивая овчарка, которая неподвижно сидела в углу комнаты и с интересом наблюдала за гостями.

От хозяина дома я узнал, что гость работал рядовым скорняком то того момента, пока на его очень красивой сестре не женился какой-то могучий тип. Этот могучий тип выкупил меховое ателье у её бывшего директора, сделал своего шурина хозяином и организовал ему несколько дел, от которых тот мгновенно разбогател. Мой друг в этих делах поимел свою долю, поэтому был заинтересован в дружбе с "начальником". Тот сразу же развёлся со своей женой и женился на черноволосой, которая перешла к нему жить со своей овчаркой. У черноволосой был жених, который пытался разобраться с "начальником", но могучий тип быстро успокоил жениха, "попросив" его уехать из Москвы.

В те времена я много раз оказывался в компании московских нуворишей. Я часто оставался ночевать у своего друга, который был другом моего детства, и поневоле участвовал во многих мероприятиях на тему "выпить-закусить с музыкой". Ко мне относились уважительно-пренебрежительно, как к человеку с солидной профессией, но живущему на зарплату. Помню на каком-то мероприятии, которое протекало в полностью арендованном ресторане, мне невероятно понравилась девица, которую я постоянно приглашал танцевать. Оказалось, что она, как и я, по профессии биолог, так что между нами завязалось довольно живое общение.

Случайно услышал, как сосед по столу говорит её мужу - молодому красивому парню с нахальным выражением лица: "Ты посмотри, этот тип с бородкой от твоей жены не отстаёт". На что муж, поняв, что я услышал это замечание, сказал громко соседу: "Ты говоришь смешные вещи. Этому юноше с его зарплатой надо будет несколько лет не есть и не пить, чтобы оплатить одну серёжку моей жены". Короче говоря, ко мне относились и очень уважительно, и одновременно так, как-будто меня нет рядом. Именно поэтому мне удалось несколько раз услышать разговор моего нового знакомого с моим другом.

"Начальник" говорил моему другу:
- Я ей за два месяца пошил две шубы. Я ей дал два кольца, которые ты мне продал. Но я ничего не понимаю. Любая баба бы с ума сошла от всего этого добра, а она делает вид, что всё это ей безразлично. Я тебе говорю, как близкому другу. Я ни с кем на эти темы не разговариваю. Ничего я не понимаю. Она смотрит на меня и я понимаю, что она смотрит мимо меня.

На это мой друг отвечал:
- Послушай, она что: тебе не даёт?
- Да нет, с этим нет проблем.
- Так что же ты от неё хочешь? Может она как жена плоха?
- Да нет, готовит и всё делает по дому, но, понимаешь, что-то я чувствую неискреннее, говорю тебе, как единственному человеку, с которым разговариваю на эти темы. Я не пойму в чём дело, но что-то такое есть между нами. Ты знаешь, я, как увидел её, сразу пошёл на всё. Я привез её из Реутова. Там они жили в хибаре. Я кручусь как сумасшедший ради неё, но между нами расстояние не уменьшается.
- Послушай, ты или брось её или оставь её и себя в покое. За твои бабки любая баба за тебя пойдёт. Что ты пристал к этому расстоянию. Может она тебя не любит?
- Ну как не любит?! Как не любит?! Я её за два месяца две шубы пошил... Она со мной почти не разговаривает. Она только со своей овчаркой разговаривает.
- О чём?
- Да, не пойму я ничего! Половина каких-то нерусских слов. Хочу понять и не пойму!

Мой друг часто приобретал импортную технику. Продавал старую, покупал новую. Однажды "начальник" увидел у него портативный магнитофон и упросил ему продать его. О дальнейшем развитии событий я узнал из рассказом жены моего друга. "Начальник" подложит магнитофон под диван. Через несколько дней он обнаружил, что к жене ходит любовник. Всю ночь он буйствовал, выяснял отношения. Жена мрачно молчала, не произнесла ни одного слова. В последующие два дня он пытался с ней помириться, говорил, что прощает её, просил всё забыть, обещал, плакал. Через два дня, приехав с работы, он увидел, что жена мертва. Рядом лежала мёртвая овчарка. Причиной смерти было отравление мышьяком.

На похоронах "начальник", не преставая, говорил "Боже мой, Боже мой" и не преставая плакал.

Тбилисские Ромео и Джульетта

Поскольку истории, подобные описанной мною ниже, случаются в жизни невероятно редко, указываю адрес, где всё это происходило: Тбилиси, Аллавердский переулок, дом 7. Рядом, помню, была улица Первого Мая, которая сейчас кажется называется по-другому, а также Эриванская (в то время) площадь, потом площадь Ленина.... Словом самый центр Тбилиси.

В этом доме на третьем этаже жила семья моего дяди - Сардиона Ефремовича Метревели, а на первом этаже жили пожилые супруги. Он был академиком архитектуры. Фамилию вспомнить никак не могу. Что-то вроде К..тИн. Она была профессором тбилисской консерватории по классу фортепьяно. Жили они вдвоём. Детей у них не было. Всё, что я знаю об этой истории, я услышал от взрослых. Был я в то время маленьким, но сообразительным мальчиком с идеальной памятью.

Пытался я разыскать в интернете фамилию этих людей, опираясь на аллитерацию, которая у меня крутится в голове. Но ничего у меня не получилось. Хорошо помню этих людей, хотя со времени описываемых мною событий прошло больше 60 лет. Были они оба среднего роста. Он - немного повыше, она немного пониже. Она - чуть полноватая пожилая женщина, которую можно было назвать симпатичной, но нельзя было назвать красавицей. Он - с мужественным лицом, красивой причёской, не по годам спортивно выглядящий мужчина.

Меня часто оставляли на долгое время у моих родственников. Они меня любили, и я себя чувствовал у них, как дома. К тому времени, когда происходили описываемые мною события, я уже третий раз гостил в Аллавердском переулке. Это было в первые послевоенные годы. Каждое утро чуть позже шести я отправлялся в пекарню за грузинским хлебом шотис-пури, Если бы у меня была фотография того хлеба, который я покупал по утрам, то я бы сейчас наделал копий, развесил бы их по всему дому и, будучи человеком неверующим, совершал бы действия, сходные с теми, которые совершают люди, когда молятся на иконы.

Это был довольно большой по размеру невероятно душистый лаваш, тонкий и хрустящий на две трети, но по краям хлеба располагались пышные мягкие подушечки. Пишу я об этом потому, что хлеб имеет отношение к описываемой мною истории. Покупал я его в пекарне, расположенной через пару кварталов. Покупал 4-5 горячих лавашей, но по дороге один из них съедал, поскольку не съесть было выше моих человеческих сил. Приближаясь к воротам нашего дома, я обычно доедал последние кусочки лаваша.

Очень быстро я обратил внимание на квартиру на первом этаже, дверь в которую в это раннее время была всегда распахнута настеж. Очевидно на моей физиономии был написано такое упоение чудом грузинского народного кулинарного искусства, что на меня из глубины квартиры обычно с большим необидным интересом и тёплой улыбкой смотрели порознь, а иногда и вместе два пожилых человека. Каждый раз, подходя к воротам, я забывал принять нормальное выражение лица и, как потом понял, интерес этих людей ко мне был вызван той непосредственностью, с которой я жадно уплетал хлеб, несмотря на то, что все эти действия воспроизводились-повторялись мною каждый божий день.

Я поинтересовался у тёти: "Тётя Катя, каждое утро люди на первом этаже мне улыбаются, а я не знаю почему. Может мне нужно с ними здороваться?" На что она мне ответила, что это - очень хорошие люди, что улыбаются они потому, что у них нет детей, а я им, видимо, нравлюсь. А здороваться никогда не помешает, поскольку с пожилыми людьми всегда нужно здороваться первым. На следующее же утро я доел лаваш, не доходя до дома, и, проходя мимо квартиры пожилых людей, сказал "Здравствуйте!" На что к несказанному моему удивлению пожилая женщина ответила мне: "Здравствуй, Лёнечка!" Я тутже выяснил, что женщина оказывается поинтересовалась у моей тёти, как меня зовут.

Всё это я описываю для того, чтобы объяснить, почему жильцы с первого этажа вызвали у меня такой интерес и почему я каждый день с интересом наблюдал на ними. Почти каждый день ОН приходил домой с работы с малюсеньким букетиком цветов. Она приходила домой раньше и выбегала его встречать. Из окна мне часто было видно, что выходила она во двор уже тогда, когда он ещё был за углом. Каждый день они целовались и, взявшись за руки, шли домой. Соседи рассказывали, что часто наблюдали, как он бежал, когда она его звала. Не шёл, а бежал даже тогда, когда бежать нужно было всего два-три метра.

Грузины в общем-то весьма критически настроенный народ. Они, как правило, смеются над всем неестественным, над работой на публику. Но о пожилых супругах с первого этажа все говорили с любовью и уважением. Никто не сомневался в том, что этих людей связывает большая - невероятно большая - любовь. О себе могу сказать, что, хотя сам неплохо умею притворяться, всю жизнь не переношу показного выражения чувств. С риском выглядеть идиотом, скажу, что из-за этого не очень люблю театр, просто ненавижу кино с плохой игрой артистов и не стану слушать выступление певцов, которые так сильно переживают, что вокруг всё вянет от тоски. Бесчисленное количество раз я вставал и выходил из зала в самом начале кинофильма. И с уверенностью могу сказать, что в поведении пожилых супругов с первого этажа не было абсолютно ничего показного. Они плевать хотели на зрителей, они просто элементарно не видели людей, которые за ними наблюдали из окон. Они жили друг другом и ничего иного в этом мире для них не существовало.

Трагедия случилась в третий мой приезд в семью моего дяди. Происшедшее обсуждалось жильцами дома, между которыми я крутился. К тому же в те детские годы я хорошо понимал по-грузински. Пожилые соседи с первого этажа сняли на лето дачу на Рижском взморьи. Все подробности я слышал от жильцов. Не знаю, может быть на этой даче вместе с супругами с первого этажа отдыхал ещё кто-то. Была сильная жара, и Он выстругал палочку, которую вставил между дверью и дверным косяком для того, чтобы был сквозняк. Она, сидя в лонгшезе спиной к домику, позвала его. Он побежал на её зов. Палочка, придерживавшая дверь, вонзилась ему в пах. От болевого шока он потерял сознание. Удивлённая тем, что Он не отвечает на её зов Она обернулась и увидела его истекающего кровью. Он скончался до приезда в больницу.

Всех поражало, с каким каменным лицом она реагировала на последующие события. Его тело перевезли в Тбилиси. У неё было много учеников. Она давала уроки на дому. Рядом с ней было много любящих людей. Все боялись, что она может с собой что-то сделать, поэтому старались ни на минуту не оставлять её наедине со своим горем и передавали друг другу. Был назначен день похорон. Всё это время на её лице застыло странное выражение спокойствия. С момента его смерти, как говорили, она не произнесла ни одного слова. Но перед тем, как тело должны были поместить в гроб, она вдруг необычно громким, суровым голосом произнесла: "Уйдите все, дайте мне с ним проститься!"

Люди вышли из палаты (я не знаю, это был морг или больница). Когда вновь открыли дверь, то увидели страшную картину: она повесилась на цепочке, на которой болталась пробка от отверстия в потолке. Люди рассказывали, что чуть не поседели: никто не мог понять, как она могла повеситься на этой короткой цепочке, как она вообще могла достать до этой пробки, висящей на потолке.

Выяснилось, что перед смертью она составила очень детальное завещание. У неё было два дорогих рояля и одно пианино. Она их завещала своим ученицам. В трезвом уме она распределила наследство между родными и близкими.

Описываемое событие очень сильно повлияло на моё мировоззрение. Я очень осторожно в своей жизни оперировал понятием "любовь". А конкретнее - практически никому в любви не клялся. Вернее, очень мало кому.

Про одного знакомого профессора

Человеку в детстве намекали, что он тугодум. В школе говорили, что он плохо соображает. В университете он пытался доказать, что не хуже других, но никого убедить ему не удавалось. Единственным выходом из положения было стать профессором. И он, разумеется, им стал. Для многих это - единственный способ убедить родных и знакомых...

Комплиментарная лезгинка

Вообще-то я никогда в своей жизни особо не нуждался в комплиментах. Во-первых, большая часть комплиментов высказывается без души и даже порой из корыстных соображений, а во-вторых, честно говоря, о своих недостатках, слабостях, недоработках, соответственно достоинствах, я знаю куда больше других. Но сегодня мне сделали комплимент, который, не буду скрывать, был мне очень приятен.

Мы с женой во всём единодушны, но до сих пор кардинально расходились по вопросу о пользе спортивной ходьбы, а тем более бега трусцой. Я всегда считал, что куда полезнее лишний раз поваляться в кровати и лучше всего не в одиночку. Но в последнее время у меня происходят какие-то хохмы с коленом. Оно имитирует зубную боль, намекая на то, что в мои 73 года нельзя жить совсем уж без ничего плохого.

Сегодня рано утром я, вняв совету жены, вышел на оздоровительную прогулку. За нашим домом между двумя рядами заборов извивается гравиевая тропинка. Поскольку я всю жизнь засыпаю, занимаясь однообразными действиями, то я воткнул в уши наушники от плеера и стал передвигаться в такт музыке. В какой-то момент заиграла зажигательная грузинская музыка. Кровь моя начала булькать, закипела, а ноги отказались делать монотонные движения.

Я остановился, посмотрел вперёд, посмотрел назад и, поскольку никого из спортивных ходильщиков не было видно, пустился в пляс, суча ногами, крутя задницей, напрягая плечи и размахивая руками. Есть люди, у которых кровь никогда не булькает. Им объяснить масштаб получаемого удовольствия просто невозможно. Ну, а тем у кого булькает, объяснять нет никакой необходимости. Им итак всё ясно.

Так вот, передвигаюсь я по тропинке в темпе лезгинки, кровь булькает, лицо сильно повёрнуто вправо и обращено к небу. Вдруг по интуиции поворачиваюсь и вижу, что мимо меня бежит девица в трусах и майке по возрасту примерно старшеклассница. Она появилась из-за поворота и, судя по всему, пол минуты наблюдала мои танцевальные упражнения. Лицо у неё серьёзное, никаких эмоций. Я от неожиданности замер. Девица, не меняя выражения лица, пробегает мимо меня, почти что в нос суёт мне правую ладонь с поднятым большим пальцем и бежит дальше. Я слегка ошалел от неожиданности.

Перед тем, как скрыться за поворотом тропинки, девица вдруг на бегу оборачивается, на доли секунды улыбается мне всей физиономией, затем лицо её принимает прежнее серьёзное выражение, она отворачивается и скрывается за поворотом.

Начальник и завхоз

Многократно специалистами-этологами высказывалось мнение о том, что антропоморфический подход к объяснению поведения животных непродуктивен. И тем не менее, очень уж соблазнительно присваивать животным такие качества, как человеческое сознание и мимика: во многих аспектах они действительно порой становятся очень похожими на нас. В английском языке поклонников антропоморфных животных персонажей называют "furry fans", "furries" или "furs". К сообществу "фёрри" - сознательно или бессознательно - причисляют себя люди, которые в отношении домашних животных не проявляют чувства "законной гордости", а ведут себя с ними незатейливо, на равных.

Животные прекрасно чувствуют, когда к ним относятся свысока. Нельзя сказать, что они прямо-таки не уважают хозяина, который важно корчит из себя царя зверей. Многие в процессе служебной дрессировки собак как раз под царя и работают. Но всё же особо тёплые и доверительные отношения между человеком и животным возникают тогда, когда между ними поддерживается видимость независимости и равноправности отношений. Мой кот Леопольд, например, если я к нему слишком пристаю со своими ласками, может схватить мою руку обеими лапами с выпущенными когтями и начать её грызть своими клыками, изредка поглядывая мне в лицо: "Ну что, заработал, нахал, приставучий!" При этом кот абсолютно уверен в том, что не схлопочет по морде, хотя без сомнения понимает, что делает мне больно.

Наш кот знает, что мы его очень любим и относимся к нему, как к равноправному члену семьи. Он в этом нисколько не сомневается, и это доставляет лично мне большое удовольствие ещё и потому, что я вообще всю жизнь терпеть не мог, когда кто-то от меня зависел. Это - моя "фирменная" болезнь. Подобная "нативность" в моих отношениях с котом создаёт особые возможности для проникновения в самые тонкие нюансы кошачье-человеческих отношений и порой превращается в увлекательную разновидность научно-интеллектуальной деятельности. Приведу пример.

Некоторое время тому назад моё внимание привлёк следующий феномен. Стоило жене присесть у обеденного стола, около компьютера, присесть или прилечь на диване, Леопольд тутже мгновенно пристраивался около неё: вспрыгивал на колени, садился на клавиатуру её компьютера, ложился ей на живот. Но если рядом присаживался я, то кот со всей видимой неохотой покидал нагретое местечко и переходил ко мне на колени. По физиономии кота было видно, что этот процесс совершенно никакого удовольствия ему не доставляет: просто он почему-то считал, что обязан состоять при начальнике, коим считал меня.

Мы обсуждали эту особенность кошачьего поведения и пришли к выводу, что в силу каких-то особенностей моего характера он считает меня хозяином (начальником) семьи (стаи) и, в соответствии с природными инстинктами, не может не оказывать мне особого уважения, как верховному главнокомандующему. По коту было видно, что ему намного приятнее пристраиваться около жены хотя бы потому, что ей совершенно не свойствены даже микропримеси агрессии. Кот загораживает ей своим туловищем монитор, а она пытается изловчиться и что-то разглядеть из-за кошачьей шерсти. Кот за обедом вскакивает ей на колени и суёт свой лисий хвост ей в лицо, а она лишь уворачивается. Я бы без всяких колебаний спустил его на пол, а жена на такую грубость просто-таки неспособна своей природе правозащитницы.

Видя, как каждый раз кот с сожалением покидает тёплое местечко и занимает место, положенное ему по его мнению по субординации, я предположил, что со временем он это делать перестанет. Так в действительности и произошло. Со временем он всё менее и менее охотно покидал место около жены и переходил ко мне, когда я подсаживался рядом. Наконец, он совсем перестал это делать и просто внимательно наблюдал за мной, сидя на коленях у жены, когда я подсаживался. Не то, чтобы в его глазах размылся мой статус начальника стаи, просто он посчитал, что в данном случае достаточно платонического выражения чувств и нет никакой практической целесообразности жертвовать удобствами ради демонстрации своего уважения ко мне.

С того момента, когда кот решил, что вполне достаточно с уважением посмотреть в мою сторону и не слезать с тёплых коленок, начался этап его поведения, который я никак не мог объяснить. Если говорить честно, то в мои старческие годы дел у меня не так уж много: розы полить, по магазинам съездить, обед приготовить, над теорией самоорганизации поработать... Поэтому, если что-то я себе в голову вбил, то это обычно превращается в тяжёлый случай! Так и в этот раз: довольно долго я пытался понять необычность в поведении кота.

Дело в том, что на кухне у кота лежат три глубокие фарфоровые миски с едой: две с сухой и одна с консервами под названием "Aristocat". Иногда консервы подсыхают и Леопольд требует, чтобы ему их обновили, а иногда, чтобы поставили четвёртую чашку с другим сортом "Аристокэта". Кроме того кот может потребовать открыть ему кран в спальне, чтобы напиться, пустить его поспать в комнату для одежды, потребовать, чтобы с ним легли в кровать, выпустили во двор или пустили на патио на горшок и т.д.

Большую часть времени я сижу в своём кабинете за компьютером. Так вот: кот за своими многочисленными просьбами к жене не обращается. Он приходит в кабинет, садится на стул рядом со мной или же пристраивается около компьютерной мыши и, беззвучно открывая и закрывая рот и глядя мне прямо в глаза, телепатирует меня на выполнение важных на его взгляд заданий. Даже, когда жена стоит на кухне рядом с кошачьей миской и он может попросить у неё совершить необходимое действия, зная, что эти самые действия будут совершены в ту же самую секунду, он через весь дом направляется в мой кабинет и просит меня лично сделать то, что в данный момент ему необходимо.

Может быть при описании это выглядит не так выпукло и наглядно, но в реальности такая необычность поведения кота не могла меня не заинтересовать и не вызвать желания объяснить эту аномалию. Ведь кот явно предпочитает все виды общения именно с женой, а не со мной. Но в тех позициях, когда ему нужно получить что-то конкретно просимое, он обращается исключительно ко мне и не просит об этом жену, которая порой сама очень часто предвосхищает его желания и кладёт ему еду, открывает двери и т.п.

Меня эта загадка мучила довольно долго. Понимаю, что это всё очень напоминает анекдот про Вовочку ("Эх, Марья Ивановна, мне бы ваши заботы!"), но я - человек честный, описываю всё, как есть, оговариваясь при этом, что до начала старческого маразма мне ещё не близко. И вот пару дней назад я, кажется, понял в чём тут дело.

Вообще-то все коты очень любопытны. Я бы даже сказал - любознательны. Наш персидский кот Беня, например, тщательно исследовал любое устройство, которое попадало в дом. Описать это невозможно. Нужно было видеть, как он заглядывал в каждую деталь, трогал лапой любое устройство, начиная от настольной лампы и кончая особой пневматической конструкцией для открывания бутылок с вином. Также, как и Беня, Леопольд исследует все пакеты с продуктами, которые я приношу в дом из магазинов.

В некоторые пакеты он не заглядывает, поскольку издалека видит, что там лежат знакомые продукты. Каждый день, например, я покупаю свежий итальянский хлеб "чиабатту". Последняя представляет собой прямоугольный длинный батон, который помещён в бумажный пакет, в свою очередь находящийся в пакете полиэтиленовом. Леопольд никогда не подойдёт понюхать чиабату, поскольку издалека видит, что это - чиабатта. А вот если среди покупок появляется какой-то новый продукт, то первым делом он подойдёт разглядеть именно его.

Регулярно я приношу из магазина кошачьи консервы. "Aristicat`s" представляют собой маленькие консервные баночки диаметром меньше 5 см. Кот в день съедает 2-3 баночки. Покупаю я обычно консервы 5-7 сортов. Периодически покупаю и мешочки с сухой едой. Когда я приношу всё это из магазина и сваливаю в кухне на пол, Леопольд это обязательно внимательно изучает. Он не сомневается, что всю еду в дом приношу я. Кроме того по утрам он требует от меня одно зёрнышко арахиса. Он садится на мой стул и пристально смотрит на салфетку на моей стороне стола. Я крошу зёрнышко арахиса на салфетку и кот поедает крошки. Каждое утро по одному зёрнышку. Второе он уже не ест.

Таким образом, в глазах Леопольда я выступаю в двух ипостасях: начальника и завхоза. К жене Леопольд относится, как к родной кошке. Ко мне он относится, как хорошему, незлому начальнику. Но в кошачьей иерархии завхоз всё же намного более значительная и уважаемая должность!

Коварный Шарик

В соседней лаборатории масс-спектрометрии работал техник - мастер на все руки. Но - горький алкоголик. Держали его из-за золотых рук и светлой головы. Однажды во время ночного дежурства, когда ему приспичило выпить, он запросто вскрыл лабораторный сейф, где хранился спирт: изготовил горелку и ею вырезал дыру в дверце сейфа.

Однажды он рассказал мне, что был в своё время начальником цеха завода, расположенного на территории одного из московских почтовых ящиков. В его распоряжении находились большие количества спирта, которым промывали технику. Сначала он понемногу пил с сотрудниками после окончания работы. Постепенно стал горьким алкоголиком и быстро скатился до должности простого рабочего.

Однажды один из его друзей сказал, что ему удалось украсть колбу со спиртом, но он не знает, что это за спирт. После работы четверо работяг встретились в укромном уголке заводского двора и для того, чтобы удостовериться, что спирт не отравленный, решили напоить заводскую дворнягу Шарика. Подманили куском колбасы бедного пса, двое держали его, третий раскрыл ему пасть, а четвёртый влил в неё разбавленный спирт.

В процессе этой экзекуции пёс жалобно скулил, но когда его отпустили, стал весело прыгать, лаять и бегать по двору. Экспериментаторы несколько минут понаблюдали за псом, который периодически подбегал к ним, тёрся головой об их ноги и всем своим видом изображал большую радость. Ребята успокоились, устроились за кустами и быстро разделались с ворованным спиртом.

Когда они направились по домам, то их взору представилась страшная картина: мертвый пёс с вытянутыми лапами. Все сразу протрезвели. Один из выпивох подёргал пса за хвост, но пёс не шевельнулся. Он перевернул пса на другой бок. Пес был холодный и неживой. Ужас обуял участников выпивки. После короткого совещания, они остановили недалеко от заводской проходной такси и направились прямиком в Склифасовского, где рассказали, что выпили отравленный спирт.

В больнице им делали промывание желудка, вводили в вены физраствор, подробности я уже не помню, помню, что покинули они больницу под утро. На следующий день, явившись на работу, ребята узнали, что уволены. Когда после отдела кадров они шли к проходной, то увидели Шарика, который радостно бросился им навстречу.

Мухи уже запечены в котлетах

Когда я в 1937 году родился, мама моя работала на мелкой должности в бакинском райкоме комсомола, папа служил солдатом, а бабушка готовилась уволиться из поликлинники, где работала в регистратуре, с целью ухода за новорождённым, т.е. за мною. Для мамы и папы в том, что они питались одной селёдкой с чёрным хлебом, ничего удивительного не было, но бабушка, родившаяся в нормальной дореволюционной семье, не переставала втайне искренне удивляться пролетарской уверенности в том, что завтра или послезавтра жить будет лучше.

Из-за селёдочной диеты я родился страшно противным сикильдяем, волосатым, с худющими ножками-ручками. Бабушка, которая всегда меня очень любила, с ласковым оттенком в голосе рассказывала мне, каким я выглядел страшным уродом по прибытии из роддома. В довершение ко всему, мама, плохо ориентировавшаяся в пространстве после родов, сначала чуть не задавила меня в кровати, на которой мы лежали втроём, после чего дважды уронила меня с кровати на пол. По словам бабушки за это она маму отлупила.

В детстве я, говорят, был очень умным. Память у меня была уникальная. До сих пор помню себя почти с полугода. Родителей я совсем не видел. Они или работали, или отсыпались перед вечерней сменой. Целыми днями я общался с бабушкой. Мы говорили с ней на самые разные темы. Когда мне было 3 года, бабушка мне рассказала о боге. В бога она не верила, но говорила, что на всякий случай плохо о боге говорить не нужно.

В одно из таких собеседований, когда бабушка говорила, что многие люди верят в то, что бог создал и устроил мир и управляет их судьбой, я поинтересовался у бабушки, не хотел ли бог меня убить, когда ронял меня два раза с кровати на пол. Бабушка очень удивилась такому направлению моих мыслей и ничего конкретного не ответила на мой вопрос. Но когда я немного позднее развил свою мысль, предположив, что богу чёрт помешал меня убить, бабушка не выдержала и начала громко хохотать. Мне же было совершенно непонятно, что такого смешного было в высказанном мною вполне резонном предположении.

В 2-3 года я стал очень красивым, у меня были блестящие льнянные волосы, завивающиеся мелкими кудряшками, и очень живые глаза. На улице люди сюсюкали, поглаживая меня по головке, и я совершенно забыл о том, что бог хотел меня убить головой об пол. Я вовсе не был мстительным мальчиком, как можно было бы подумать. Просто я привык во всём верить своей бабушке, а та сказала, что бог управляет судьбами людей. И я подумал, что богу стало стыдно за то, что он имел на меня нехорошие планы, поэтому он стал подмазываться.

В следующий раз я встретился с богом у прачки Ивановны. Ивановна жила напротив нашего дома и некоторое время, когда жить стало невмоготу и бабушка временно пошла на работу, меня отводили на пол дня к Ивановне. Ивановна была очень высокая худая женщина. Она стирала у себя дома чужое бельё и ходила стирать по домам. Ивановна редко улыбалась, но мне с ней было очень легко и спокойно. Она жила с большой овчаркой, с которой у нас была любовь.

У Ивановны в углу комнаты висели иконы, на которые она крестилась. Когда я у неё спросил, почему она машет руками, она мне что-то стала рассказывать про бога, я не помню что. Но помню, что я спросил Ивановну, почему ей бог сделал такие руки. Ивановна страшно испугалась, зажала рот ладонью и молча долго глядела на меня сверху вниз. Потом, собравшись с мыслями, она объяснила мне, что руки у неё такие от "выводки", которую она использует при стирке, а бог здесь не при чём. Она стала говорить, что бог милостив и всем желает хорошего. Я уже не помню всех подробностей, но помню, что Ивановне было неприятно пасовать перед младенцем и она что-то долго говорила в ответ на мой вопрос, почему бог умертвляет людей, которых носят по улице в гробах, и позволяет взрослым мальчишкам издеваться над кошками.

Когда я подрос, я понял, что люди делятся: 1) на тех, кто не сомневается в том, что бог есть, 2) на тех, кто сомневается в том, что бог есть, 3) тех, кто не сомневается в том, что бога нет и, наконец, 4) тех, кому бог - просто до лампочки, как Пьер-Симону Лапласу - одному из создателей теории вероятности, который объяснил Бонапарту, что он не нуждается в такой гипотезе, как "бог".

Третьих из перечисленных - которые не сомневаются в том, что бога нет, - принято называть атеистами. Атеисты часто бывают воинствующими, поэтому считается, что они те же верующие, только в обратную сторону. Путин, вон, воинствующе не верил, а теперь вместе со всеми своими приближенцами воинствующе верит. Но многие люди очень глупо путают атеистов с теми, кому "гипотеза бога" до лампочки. Меня называли атеистом, хотя я никакой не атеист, а лапласист, индеферентист, долампочкист... не знаю, как по-научному назвать породу людей, к которой я принадлежу.

Индеферентисты представляют собой гетерогенную фракцию людей. Так, например, индеферентист Пьер-Симон Лаплас учился в школе бенедиктинцев, из которой вышел, однако, убеждённым, но предельно церковно начитанным долампочкистом. Я же приобрёл характерные черты этой фракции людей, на собственном опыте убедившись в том, что просто не в силах при моём уровне образования и жизненного опыта поддерживать в своей душе представления первобытных народов о божественных силах, действия которых локализуются на панораме мирового целого. Есть и другие виды индеферентистов-долампочкистов, характеристики которых я здесь не разбираю.

Убедился я в своём долампочкизме очень рано и наряду с отсутствием малейшего интереса к богу рано потерял страх и перед тем, что меня сочтут малообразованным и малокультурным в связи с отсутствием интереса к изучению богатейшего наследия, которым обогатилось человечество за счёт многовекового шебуршения огромных масс истово верующих. Как говориться, у них своя компания, у меня же своя компания! На свете так много того, чем стоит заняться, что, не обращая внимание на 99% объектов возможного приложения усилий, на оставшийся один процент можно потратить тысячу жизней.

В каменном веке были всё же какие-то зачатки физики. С того времени и до сегодняшнего дня так никто и не придумал номер с жизнью после смерти, никто хотя бы на пальцах не смог объяснить то, без чего религия - не религия, без чего толстопузые попы и бородатые проповедники по всем правилам должны были бы рассматриваться, как жулики, обманывающие народ. Но мне всё это до лампочки. Главное, что меня никто не трогает, не заставляет под страхом смертной казни изображать, что я верю в бредовые рассуждения. В те страны, где есть хотя бы слабый намёк на это, я никогда не поеду. Так что у меня с моим долампочкизмом полные лады. Ну, а в свободу людей верить в то, во что им верится, я безусловно уважаю с детства. Так я воспитан.

Но есть одна позиция в философии религиозных философов, которая меня жутко задевает, по отношению к которой я теряю весь свой долампочкизм. Я, как правило, на это внешне не реагирую, но внутренне долго матюкирую. Эта позиция заключается в утверждении того, что вера в бога определяет нравственность человека. Вот пример рассуждений верующего филолога (http://www.pravmir.ru/pochemu-prilichnyj-chelovek-mozhet-byt-xristianinom/): "Вот чего, на мой взгляд, порядочному человеку нельзя делать, так это внимательно прочитать Евангелие и сказать: "да мне всё равно, правда это или нет, меня это не касается". Оно делает слишком серьёзные заявления, чтобы так к нему отнестись. Точно также нравственно недопустимо, на мой взгляд, сказать: "да, по крайней мере многое из этого есть истина, но для меня она ничего не значит, я буду жить, как и жил прежде".

Вот я прочитал Евангелие и сказал, что меня это не касается. И что? Отсюда со всей очевидностью вытекает доказательство моей непорядочности? Не надоело любителям немолчать молоть языком на одну и ту же тему в течение многих веков? Ведь брехня всё это! Чистая брехня! Я - божественный долампочкист - перед лицом своих товарищей торжественно заявляю, что никогда никого не обманул, не предал. Никогда не обидел ни одну беспомощную тварь, со всеми делился тем, что имел, никогда не был жлобом, не испытывал ненависти к тем, кто гадил мне сознательно или нет, и в течение всей своей жизни всегда помнил всё хорошее, что кто-то сделал мне, желая этого или нет.

Теперь представьте себе современные ожесточённые убийства и членовредительства на религиозной почве, ненависть и колтуны гадких слов по отношению друг к другу. Я думаю, что нет смысла приводить здесь примеры. Об этом все читают каждый день в средствах массовой информации. Так как же не надоест множеству профессиональных балаболов и балаболов-любителей распространять дезинформацию о том, что вера штампует нравственность в душах людей?

А всё объяснение в том, что мух нельзя отделить от котлет: мухи уже запечены в котлетах.

Антимирянки

До тех пор пока не появился Google, я и не знал, что послеобеденный сон практикуют не только в Испании, но и в Ливии, Албании, Бразилии, на Кипре, Кувейте, Тайване, Сальвадоре, Мавритании, Пакистане, Вьетнаме и т.д.. Если бы я 40-60 лет тому назад располагал такой информацией, то не испытывал бы чувства вины перед представителями трудящегося класса за свою необоримую манеру вдремнуть днём после обеда. В те времена я воспринимал сиесту как своего рода разболтанное разгильдяйство, свойственное представителям класса помещиков и капиталистов. Но, честно говоря, воспринимал я это боковой частью своей совести, а в глубине души был глубоко уверен в том, что послеобеденный сон - самый дешёвый путь к вечной молодости в старости.

На новом месте работы я первым делом организовывал себе возможность спокойно вздремнуть на пол часа - час. Высыпался я прекрасно в любом положении: сидя в кресле, положив голову на стол, лёжа на столе. В автобусе по дороге из аэропорта домой я сладко проспал в течение часа, стоя и держась рукой за поручень. Однажды, проработав сутки, я заснул, положив голову на стол. Слышу голос директора: "Это один из самых талантливых моих сотрудников. Одна беда: любит работать по ночам и поспать днём". Ему отвечает незнакомый мне голос: "Найди ему активную бабёнку: будет по ночам делом заниматься!" Встаю, пытаюсь разлепить ресницы и вспомнить, где я этого дядьку видел. Потом узнаю, что это был академик Трапезников - зав. отделом ЦК по науке. Было видно, что оба в раннее воскресное утро приняли по стакану коньяка, не меньше.

Одно время пока строили новое помещение наш институт располагался в здании заводской лаборатории. Поскольку это место было заведомо временным, то переделывали лаборатории минимальным образом. За двумя шкафами в углу комнаты, где лежало неиспользуемое оборудование, располагался глубокий стенной шкаф, в котором я устроил себе уголок для поспать. Я установил там изодранное складное кресло и регулярно отсыпался после заводской столовой. Несколько раз я чуть было не описался, когда люди начинали говорить обо мне или заводили разговоры на интимные темы. Однажды в такой безвыходной ситуации я начал громко храпеть, хотя до сих пор не уверен, что имитировал храп похожим образом. Но это номер нельзя было повторять много раз.

Сижу, сплю, просыпаясь. Слышу разговор двух лаборанток. Одна из них - С. - невысокого роста, худенькая блондинка лет 30, с острым носиком и нездоровой кожей. Опытная лаборантка, со мной всегда разговаривает заискивающе, работать с ней очень удобно. Всё понимает с полуслова. И главное - любит работать. Вторая - В. - только после школы. Высокая, плечистая, сисястая, очень красивая. Большущие глаза, бархатистый, обволакивающий взгляд. Это её первая работа. Она очень робеет и не понимает, насколько всем сразу стала нравиться. Зато это мгновенно установила С., которая взяла над В. шефство, обучает её несложным приёмам работы и пытается при откусить от её привлекательности в свою пользу. В. не против этой монополизации себя, поскольку робеет и при всей своей исконно-посконной женственности не понимает, что все мужики охренели от того, что им совершенно бесплатно её показывают.

С. говорит:
- Ну и вот, выходим мы во двор, вспотевшие, а этот идиот вдруг бросается на меня и впивается как клещ. Поначалу я даже растерялась, он всегда был таким мямлей, видимо выпил с ребятами и осмелел. Ну я как врежу ему по роже! Он аж присел от неожиданности. Я повернулась и пошла домой. Потом мне подруги рассказывают. Танька, оказывается всё видела и обрадовалась, скотина. Она за ним с восьмого класса приударяла, а он только на меня и глядел. Что-то она ему долго говорила, а потом увела из школы. Ну, думаю, хрен ты у меня его получишь. Прям, жутко я разозлилась. Ну сволочь какая-то! Пользуется моментом.

- Я тутже сообразила. Научила одну подружку. так сказала его младшей сестре, что брат её дурак. Нужно было девушке предложение сделать, а не лезть целоваться прежде этого. Нормальные люди так не поступают. Через неделю он меня подкараулил и выпалил, что делает мне предложение. Короче, через два года мы с ним поженились. Я ему не давала развернуться. Всё они одинаковые. Только об этом и думают.

Слышу голос В.:
- А он, когда меня в первый раз поцеловал, я потеряла сознание.

Длительная, совершенно неестественная тишина.

Вечная весна

У меня было много собак. Я всегда к ним относился, как к людям. Мне, например, стыдно было их дрессировать: "К ноге!", "Лежать!", "Сидеть!" и т.п. Я понимал, что собак необходимо дрессировать тогда, когда они используются в служебных целях. Это совершенно не зазорно, поскольку людей на службе тоже обучают-дрессируют. Но дрессировать члена семьи мне лично было бы просто стыдно.

Однако со временем я стал понимать, что собаки вовсе не поддерживают этот мой антропоморфический подход. Они придерживаются совершенно иной логики поведения. Они просто-таки жаждут услужить любимому хозяину и это доставляет им огромнейшее удовольствие. Т.е. в отличие от многих людей служба их вовсе не тяготит, они получают от неё моральное удовлетворение.

У нас был той-пудель по имени Фуся. Пудели вообще одни из самых умных собак, а Фуся был самым умным среди всех пуделей. Размером он был не более средней величины кота, но он, например, всегда мог безошибочно определить, что именно в данный момент лежит на столе. Он был хитрый, но беспредельно доброжелательный. Мы все его безумно любили.

Как-то я громко пел песню Д. Тухманов - И. Шаферана "Вечная весна" и обратил внимание на то, что Фуся с интересом за мной наблюдает. Я взял его на руки, прижал его мордочку к своему лицу и начал тихо напевать: "Три месяца - лето, три месяца - осень, три месяца - зима!" Я стоял напротив зеркала и видел, что Фуся мгновенно состроил невероятно серьёзную моську, уставился в одну точку и всем своим видом принялся изображать, что принимает участие в очень ответственном мероприятии. При этом он слегка попискивал в ультразвуковом диапазоне. Но в тот момент, когда я запел: "И вечная весна", Фуся заорал на весь дом благим матом, причём очень близко к мелодии песни. Я снова повторил про "три месяца", и "вечную весну" мы с Фусей орали уже совершенно сумасшедшими голосами.

С того времени этот номер с Фусей я мог повторить в любое время хоть сто раз. Для дрессировки достаточно было всего один раз спеть песню. Когда мы в дальнейшем с ним выступали перед зрителями, на стадии "трёх месяцев" Фуся очень тонко еле слышно повизгивал, но "вечную весну" мы всегда встречали, как пьяные извозчики, причём Фуся старался меня перекричать. Было видно, что наша с ним самодеятельность Фусе очень нравится, поскольку он видимо понимал, что помогает мне углубить контраст между спокойными и тихими "тремя месяцами" и "вечной весной", радость от наступления которой я стал теперь подчеркивать громким ревом, который он - Фуся - помогал мне довести до предельных кондиций.

К исполнению этого номера Фуся всегда относился очень ответственно. Было видно, что он очень гордится тем, что научил меня громко орать.

Сюрприз

Как-то в конце 70-х в Брно (Чехословакия) проходил международный симпозиум по микробиологии. Директор коллекции микроорганизмов при Университете им. Пуркинье пригласил десяток участников к себе домой на товарищеский ужин. Все эти люди были хорошими друзьями хозяина, и он заставлял каждого по кругу рассказывать занимательные истории из их жизни. Все эти истории он помнил наизусть, и ему очень нравилось, когда люди пересказывали эти истории вновь и вновь. Меня он, например, заставлял рассказывать три истории, одну из которых я описал ранее: 1001.ru/arc/andreevl/issue22/.

Наконец, очередь дошла до одного молодого профессора из Англии. Он рассказал, что в течение полутора лет работал в Италии и там познакомился со своей будущей женой. После окончания контракта он сообщил родителям, что возвращается домой вместе с невестой и стал готовиться к отъезду. Они отправили в Англию большую часть вещей багажом и в последнюю неделю разъезжали по Риму. который он очень полюбил, но из-за большой занятости не имел возможности как следует осмотреть город.

В одну из поездок с невестой по городу (если мне не изменяет память, он говорил, что они наняли для этой цели конный экипаж) они увидели на одной из площадей загон, куда работники мерии оправляли выловленных по городу бездомных собак. Невеста профессора вдруг увидела малюсенького щенка, который находился в загоне среди больших собак. Она велела остановить фаэтон, подошла к загону и сказала будущему мужу, что никуда не поедет, если он не отберёт щенка у живодёров. Тот стал объяснять, что для того, чтобы взять щенка в Англию, нужна масса справок, а они уже отправили все вещи, у него кончается аренда квартиры... Невеста, не дослушав до конца аргументы жениха, начала рыдать в голос, и в итоге всё это окончилось самым счастливым образом. Щеночек попал всё же в Англию, хотя это и потребовало от молодой пары больших усилий.

После этого вступления профессор вынул из бумажника цветную фотографию, на которой была сфотографирована его семья, сидящая на скамейке в саду. На фотографии были изображены двое профессорских детей, он и его жена, его родители. В центре собрания между мамой и папой профессора восседал дог невообразимой величины. Его уши были на уровне плеч сидящих на скамейке по-видимому довольно высоких профессорских родителей. Лично я, например, и не подозревал, что на свете бывают собаки такого размера. Дог очень серьёзно, сдвинув глаза к переносице, смотрел в объектив аппарата, явно понимая, что он является центром семейной картины.

Когда гости перестали охать и ахать, профессор спрятал фотографию в бумажник и сообщил, что маленького щеночка, выросшего в дога размером с телёнка, назвали Сюрприз.

Вы должны меня лишить...

Однажды в полночь, когда я уже собирался отправиться спать, ко мне позвонили. Я быстро натянул штаны, открыл дверь и увидел на пороге лаборантку из моей лаборатории по имени Ш. Ещё до того, как я почувствовал это носом, я увидел, что Ш. пьяна до полного бесчуствия. Стоя на пороге, раскачиваясь во всех направлениях, еле шевеля языком и распухшими губами, она монотонно повторяла: "Вы должны меня лишить, вы должны меня лишить..." Поначалу я вообще ничего не понимал, взял Ш. за руку, завёл в комнату и пытался посадить на стул. Но она неожиданно проворно скинула с себя плащ на пол, задрала юбку и начала снимать трусы. При этом она не переставала повторять: "Вы меня должны лишить". Тут до меня что-то начало доходить, но всё происходящее выглядело настолько абсурдным, что в другой обстановке до меня суть происходящего дошла бы значительно быстрее.

Ш. - татарка по национальности - была красивой девушкой немногим старше 20-ти лет, жгучей брюнеткой с большими выразительными чёрными глазами. Она была дисциплинированной, исполнительной, безотказной лаборанткой, все её любили и практически все к ней хорошо относились. До меня заведующим лабораторией работал некто В. - человек лет 30-ти, абсолютно лысый, краснорожий, невысокого роста, с выдающимся брюшком, с острым носиком. Однажды (это было в начале 60-х) какой-то остряк написал на большом листе ватмана: "Кто нашёл вестибулярный аппарат, просим вернуть его В." Плакат повесили высоко на стене в коридоре (видимо кто-то кого-то при этом держал на руках), и этот плакат провисел довольно долго пока не разыскали лестницу. Также долго сотрудники института рыдали от смеха, столпившись в коридоре под плакатом.

В. почему-то подумал, что это - выходка Ш. Это было грандиозной глупостью, поскольку у Ш. чувство юмора было развито чрезвычайно слабо, а такие слова, как "вестибулярный аппарат", Ш. в деревенской школе, в которой она училась, наверняка не проходила. Но так или иначе В. сильно возненавидел Ш. и это был единственный на моей памяти пример плохого отношения к Ш. Её все вокруг любили. В течение длительного времени каждую субботу и воскресенье мы всей лабораторией ездили на Волгу, пили спирт, пели под гитару и аккордеон песни у костра, варили уху, ночевали в палатках. Ш. курила, пила и хорошо и охотно пела, т.е. ничем не отличалась от остальных участников походов. Словом была своя, как говорится, в доску. И именно это видимо было причиной того, что никто не замечал, что ко всем своим замечательным трудовым и компанейским качествам, эта красивая пацанка давно созрела до кондиции женщины.

Таким образом, вскоре до меня дошло, что Ш. требует, чтобы я лишил её девственности. Видимо я был на слишком хорошем счету у женской общественности города. Я поднял с пола трусы, повесил их на спинку стула, обнял Ш. за плечи и стал её уговаривать лечь поспать, мотивируя тем, что утром мы лучше разберёмся с лишениями. Но мой отеческий тон почему-то вызвал у неё приступ рыдания, она обмочила меня слезами и начала выть в голос. Квартира моя была в хрущовском доме, стены были картонные, я чуть не поседел от этого громкого воя.

Сообразив, что срочно нужно предпринимать что-то серьёзное, я, поддерживая Ш. за талию, повёл её в другую комнату и повалил на кровать. Я думал, что, будучи дрызг пьяной, Ш. в горизонтальном положении забудет о цели ночного визита и заснёт. Первые мгновения мне показалось, что так и случится, но, сообразив, что я не собираюсь её лишать, Ш. начала яростно (и, слава Богу, молча) со мной бороться. Девка оказалась невероятно сильной и после того, как я брезентовыми ремнями от чемодана привязал её к кровати, меня силы полностью покинули. Я до утра проспал, сидя на стуле. Рано утром осторожно отвязал Ш., надел трусы на обе её туфли так, чтобы она не могли эти трусы не заметить, приклеил на дверь записку, чтобы она просто захлопнула дверь и ушёл на работу.

В этот день я Ш. не видел, но во все остальные дни ни она, ни я ничем не выражали то, что я оказался плохим лишенцем. Прошло примерно пол года, в лаборатории по случаю Великой Октябрьской состоялся междусобойчик. Я появился за столом примерно через час после того, как люди начали отмечать событие и сел на свободный стул рядом с Ш. Публика очень быстро расправилась со спиртным, а я был сильно голодным и напирал на еду. Ш. с интересов наблюдала, как я приканчиваю остатки еды, и вдруг (я чуть не подавился, поскольку никак этого не мог ожидать), глядя мне в глаза сказала: "А я думала, что это произошло и ходила к врачу". Я дожевал то, чем был набит мой рот, и сказал ей тихо, чтобы не слышала сидевшая рядом сплетница: "Ты знаешь, у меня с детского сада правило: лишать только трезвых". На что Ш., улыбнувшись, мне сказала: "Я это уже давно поняла". По тому, как она это сказала, я сообразил, что её уже лишили, и в душе за неё порадовался.