Происки врагов

Химией я начал заниматься с 7-8 лет. Недалеко от нашего дома находился магазин химических реактивов, в котором я мог купить всё, на что хватит денег. Я где-то раздобыл учебник по химии и лабораторное руководство и осваивал химию на свой страх и риск. Я умудрился прожечь кислотой толстую чугунную раковину на кухне, пару раз чуть не взорвался, изучал влияние микроэлементов на бабушкины пальмы и аспарагусы, готовил различные асимптотические чернила... Словом, мне было не скучно. Когда в школе начался курс химии, то я стал любимым учеником нашей химички. Через много-много лет я совершенно случайно встретил её в Судаке. Она очень сильно постарела, но, увидев меня, сразу же узнала и призналась мне, что я ей очень нравился. Нравился тем, что хотя и был очень застенчивым, но с реактивами обращался очень уверенно, даже слишком нахально.
Несколько раз я не попадался только из-за своей показной застенчивости. В четвёртом классе у нас был учитель азербайджанского языка, который очень боялся шпионов и нам об этом прямо говорил. Он даже нам намекал, что шпионы собираются его отравить. Как-то я приготовил в пробирке сернистое железо, налил туда кислоту, и у меня из пробирки стал выделяться сероводород. Я привязал к пробирке резиновый шарик из-под пищалки и получил средних размеров емкость с сероводородом, которую принёс в школу и положил в парту. Сероводород начал выходить из шарика и к уроку азербайджанского языка потёк очень активно, поскольку был плохо завязан бабушкиным мулинэ. Я сидел на первой парте и задыхался. Вытащить шарик и выбросить его на улицу я не мог. Единственное что я мог сделать - это незаметно водить ногами под партой, чтобы сероводород, который много тяжелее воздуха, не скапливался только у моих ног. Преподаватель, стоя у доски, почувствовал запах и, поводя ноздрями и вращая белками, пытался понять, откуда запах идёт. Запах всё усиливался, он смотрел на учеников первых трёх рядов парт, но поняв, что дистанционные методы определения сероводорода не работают, стал переходить от парты к парте, чтобы поймать виновника торжества. Обычно он к партам не приближался, поскольку боялся, что ему запачкают чернилами костюм. Единственным человеком, к которому он не подошёл - был я. В конце концов урок был прерван, преподаватель выбежал в коридор, чтобы глотнуть свежего воздуха, а я, как тихушник, быстро выхватил пузырь с сероводородом и выбросил его в открытое окно. Так в классе ни один человек и не узнал о моём очередном химическом эксперименте. Даже если бы я и похвастался, то никто бы ничего из моих рассказов о взаимодействии серы с порошковым железом и взаимодействии сернистого железа с кислотой не понял: слишком не по возросту я был грамотен в области химии.
Учиться я ненавидел. Вернее, любил учиться, не не переносил учёбу. Поэтому мне в университете всегда хотелось заняться стоящим делом. На третьем курсе я проводил исследования по дегидратации этанола над местной ханларской глиной. У нас был очень суровый преподаватель, которого все боялись. Стоило ему по малейшему поводу взбеситься, как зрачки у него быстро уменьшались, глаза наоборот вылуплялись, он начинал мелко подрагивать головой и произносил короткие фразы, выделяя каждое отдельное слово. От этих фраз вне зависимости от их содержания хотелось зарыться поглубже. При этом он непропорциональное количество раз произносил любимое им слово "чиричур", что, как вы понимаете, означало "чересчур". Так вот, у этого преподавателя я был любимчиком. Если он иногда и говорил мне "чиричур", то очень уравновешенным тоном, почти ласково. Как мне потом сказали, эту мою работу по разложению этанола он включил в свою докторскую диссертацию, чему я был очень рад. Нельзя сказать, чтобы я "чиричур" много таскал домой этилового спирта, который мне был доступен в неограниченном количестве, но я иногда приносил его соседу дяде Грише - доктору наук в области нефтедобычи, которого совершенно заела тёща. Он приезжал с промыслов поздно ночью и, убедившись, что его обед опять съели, выходил на общую кухню ругаться в пол голоса, чтобы тёща не услышала. Тут иногда появлялся я и приносил ему колбочку со спиртом, которым он ужинал.
В конце четвёртого курса я совсем сдурел от тоски и попросил своего отца устроить меня на работу. В первых числах нового учебного года я был принят на должность старшего техника в Академию Наук Азербайджана. Семья наша не нуждалась, и единственно, что меня побуждало устроиться на работу, это было желание чем-то заняться. Учёбу в университете я занятием не считал. В те времена за непосещение одной лекции выносилось замечание, а я как-то, до сих пор не пойму как, умудрился вообще не ходить в университет, поскольку в течение всего рабочего дня находился на службе. Вскоре меня сделали и.о. младшего научного сотрудника, у меня появились глобальные идеи в области химии и я забыл про скуку.
Выделили мне место в комнате, примыкавшей к кабинету вице-президента АН академика М.Ф.Нагиева. Хороший был человек! Интеллигентный, грамотный, приятный во всех отношениях. Он дал мне читать свою монографию толщиной в пол сантиметра, всю исписанную математическими формулами. В комнате кроме меня сидели машинистка и чертёжник. В первый день я с утра стал читать монографию и через пол часа уже безмятежно спал, положив голову на стол. Разбудил меня академик в середине дня. Я что-то пробормотал насчёт того, что у меня такая манера думать, хотя на первое мгновенье глаза мне было очень трудно продрать. На следующий день перед работой я принял холодный душ, в первый и последний раз в жизни сделал физзарядку на добровольной основе, приехал на работу, бодро открыл монографию ... и спал уже через час. На этот раз академик задержался около меня и сказал: "Я вижу, что у вас странная манера спать на работе." Я ответил, что прочитал монографию, что мне нечего делать и поэтому я слегка вздремнул. Академик воскликнул: "Как!? Уже!?", на что я, не освоивший и первых двух страниц, скромно кивнул головой. На следующий день у меня на столе появилась новенькая иностранная электро-механическая вычислительная машина (компьютеров тогда не было, это был 1960г), и я стал заниматься расчётом реакторов. Вот тогда я и начал листать монографию и даже местами кое-что прочёл.
Через месяца чере два академик однажды вышел из кабинета и попросил меня взять для него в библиотеке справочник по математике. Поскольку я в основном всю жизнь общался только с бабушкой, то в тех вопросах, которые далеко выходили за пределы её компетенции, я был тщательно неразвит. В частности, некоторые вопросы, которые мне казались естественными, я спокойно задавал людям, не задумываясь о том, что им они могли показаться неестественными. Я спросил у академика в таком духе, а на кой ему этот справочник нужен. Академик внимательно посмотрел на меня через свои страшно красивые очки и, будучи очень воспитанным человеком, не послал меня на три буквы, а просто, почти, как учёный учёному, объяснил, что ему нужно вычислить объём вот этой детали. На что я ему ответил, что это очень просто и вывел формулу объёма детали. Он внимательно посмотрел на выведенную мною формулу, сказал, что формула скорее всего правильная, и удалился. Через пару недель я был произведён в должность и.о. младшего научного сотрудника, хотя только-только начинал неучиться на пятом курсе.
Через небольшой срок в лабораторию поступил газоанализатор - хроматограф. Это был здоровый шкаф, скроенный из сурового на вид железа, внутри которого ютились какие-то электрические жучки и паучки. Хроматограф установили прямо в кабинете у академика. Завоёванный мною авторитет вундеркинда сделал меня хозяином этого страшилища, и я стал заниматься хроматографией, совершенно забыв о нескольких сделанных мною глобальных открытях в области расчёта реакторов и безумно ослабев от решения уравнений пятого порядка вручную, поскольку иностранная машинка, которая при работе гремела, как жестяное корыто, сброшенное с утёса, постоянно выходила из строя и отправлялась на починку. Всё приборы в своей жизни я сначала осваивал, после чего уже изучал инструкцию к ним. С хроматографом получилось более или менее ничего тем более, что он был никому не нужен. Трагедия у меня случилась с газовым, обыкновенным газовым баллоном. До этого события я с газовыми баллонами никогда не имел дела и видел газовый баллон только в будке у Абрама, продававшего воду с сиропом напротив университета.
В кабинете у академика шло совещание. Несколько человек сидели на стульях, вплотную придвинутых к столу. В другой части комнаты я рассеянно возился со своим хроматографом, одновременно прислушиваясь к тому, о чём говорили. Я приделал к редуктору баллона длинный, толстый резиновый шланг, который потом собирался соединить с хроматографом. Сначала я хотел посмотреть идёт ли газ через редуктор. Новый баллон только что привезли. Поскольку я впервые в жизни увидел редуктор и не знал, как им пользоваться, я сначала вкрутил клапан после чего открыл баллон. Раздался душераздирающий вой. Поскольку редуктор был сильно вкручен, газ из баллона под огромным давлением поступил в толстую резиновую трубку, которая выпрямилась параллельно земле, завибрировала и заорала таким страшным воем, что я, стоя спиной к выходу сделал мгновенный разворот на 180 градусов и как кенгуру отпрыгнул на несколько метров от баллона. Жаль, что рядом не было судьи международного класса с секундомером. Это был всем фортелям фортель. Один из сидящих, который потом стал моим непосредственным начальником, вскочил со стула, мгновенно оценил ситуацию и закрыл газовый баллон. После этого случая я неделю размышлял над тем, как лучше уйти из жизни.
Годы работы в Баку были насыщены многими интересными событиями. Я себя чувствовал на работе, как дома. Люди были интересными, отношение ко мне было необыкновенно душевным, о чём я всегда с благодарностью вспоминаю. Я сделал и опубликовал в Докладах АН АзССР свою первую статью по синтетической органической химии. Тему я высосал из своего родного пальца. Мне просто захотелось синтезировать очень красивую длинную, симметричную молекулу. И тем не менее я понимал, что нужно, как можно быстрее, уносить отсюда ноги. О двух с половиной годах, проведённых в институте АН Азербайджана, я мог бы написать толстую книгу воспоминаний. Но это были бы не воспоминания начинающего учёного, а сборник юмористических рассказов с пометкой "Беременным и больным с переломами не читать!"
С настоящей химией я был знаком лишь по статьям в советских, а главное, зарубежных научных журналах. Первым знакомством я был обязан руководству по органической химии Бейльштайна. Этот многотомный труд, впервые вышедший в 1881 году и охватывающий научную литературу с 1771 года, был в те времена главным руководством для химиков. (Кстати Фёдор Федорович Бейльштайн родился в Санкт Петербурге). В библиотеке университета выдавали лишь несколько томов энциклопедии Бейльштайна, но мне по секрету сообщили, что огромное количество томов, полученных из Германии по репарации, лежит в подвале без разрешения к выдаче. Заведующий кафедрой иностранных языков Алиев запретил их выдавать. Когда я набрался смелости и спросил Алиева насчёт этих томов, он мне ответил, что не может найти время просмотреть все тома (каждый том был толщиной с ладонь). Не может же он, как ответственный человек, разрешить выставить все тома в библиотеке, поскольку там могут быть написаны фашистские лозунги и нарисованы свастики. Алиева в университете все панически боялись. Поскольку он так и не успел разобраться со свастиками, никому в голову не приходило бороться за светлое будущее органической химии в Азербайджане. И тома Бейльштайна к тому времени уже почти 15 лет томились в подвалах университета.
Этот Алиев был в числе первых студентов, направленных из советского Азербайджана на учёбу в Германию. Поскольку не на всякий роточек, как говорят в простонародьи, накинешь платочек, я слышал разговоры о том, что в Германии он занимался в основном тем, что закладывал товарищей по учёбе. Вообще культ первых был своеобразной хохмой азербайджанской науки, но никто над этой хохмой не смеялся вслух. Не знаю, как в других республиках, но в Азербайджане нужно было от всей души уважать первую балерину-азербайджанку, первого профессора-азербайджанца, первого академика-азербайджанца, наверно даже первого пожарного-азербайджанца. Я, как человек, выросший среди азербайджанцев и очень любящий этих людей, никак поначалу не мог понять - всё это в шутку или всерьёз. Но впоследствие мне много раз довелось наблюдать, как первые трогательно относятся к этому эпитету, сразу застывая в глубоком почтении к себе. Как правило, эти первые ничего кроме рабфака не освоили, имели самые примитивные знания в той области науки, где были первыми. В лучшем случае они не мешали работать, и когда приезжали корреспонденты за очередным интервью к очередному празднику, надевали специально хранящийся для этой цели накрахмаленный белый халат и в сотый раз рассказывали, как они пришли в Баку из села с двумя засохшими чуреками в хурджине и как стали в результате упорного труда большими учёными у советской власти. Но бывали и иные ситуации.
Я работал на втором этаже здания института, построенного ещё при царе. Здание было построено с расчётом на вечность. Стены между комнатами, превращёнными в лаборатории, были чуть ли не в метр толщиной. Здание находилось в старом районе Баку - Чёрном городе. Впоследствие мы переехали в новое специально отстроенное здание на проспекте Нариманова. В тот день я работал в старом здании. Был перерыв и мы с товарищем вышли на улицу погулять. Рядом с нашими комнатами располагалась лаборатория профессора, первого доктора химических наук - азербайджанца. Внезапно в баллоне с жидким пропаном начал протекать сальник. Несколько ребят, окончивших со мной университет, прогуливалось в перерыв рядом. Профессор распахнул настеж дверь лаборатории. Ребята подошли к двери и увидели, что течёт баллон. Они закричали, чтобы он сбросил баллон в окно со второго этажа во двор, где обычно никого не было. Заведующий лабораторией принял картинную позу и заявил, что первый азербайджанский доктор химических наук никогда не бросает баллоны во двор. После этого он приказал своей лаборантке Трошиной выключить плитки, которые грелись по всему периметру комнаты. Любой, кто хотя бы через пень-колоду изучал правила безопасности работы в химической лаборатории, знает, что за этим должно было бы последовать. Ребята заорали: "Не делайте этого", но было уже поздно. От искры при выключении произошёл взрыв. Стены повалились по обе стороны комнаты. Трошина, бывшая на седьмом месяце беременности, выбежала в коридор и тутже скончалась. Ребята много месяцев провели в больнице с сильнейшими ожогами. Самого заведующего лабораторией хоронили в камуфляже.
Через несколько месяцев после того, как я уехал из Баку, я по делам вернулся к родителям на пару дней. Как только я зашёл в дом, раздался звонок от моего друга Маиса.
- Лёнка, у тебя сохранился пропуск от старого здания института?
- По-моему где-то лежит.
- Ты можешь мне сделать одолжение? Только срочно!
- Могу, конечно, а что?
- Поезжай в старое здание и посмотри, что стоит во дворе. Садись на такси, я тебе заплачу.
По тону я понял, что у моего друга поехала крыша. Я послушно сел в такси, прошёл через военизированную проходную и вышел во двор института. Во дворе стояла огромная, шикарно обработанная гранитная плита-надгробие, на которой большими золотыми буквами было высечено: ПЕРВОМУ АЗЕРБАЙДЖАНСКОМУ ДОКТОРУ НАУК, ПРОФЕССОРУ ШАХМАЛЫ АЛИЕВУ, ПОГИБШЕГО В ОГНЕ СВОЕГО ТВОРЧЕСТВА.
Как-то я с отцом, работавшим корреспондентом, был в одном совхозе на северо-востоке Азербайджана. Нас встретил председатель - необыкновенно умный и душевный человек, который рассказывал нам душераздирающие истории. Мы сидели в креслах в его кабинете, а он сидел на стуле за письменным столом. В ногах у него стоял ящик с коньяком. Убедившись, что мы не будем пить, он перестал нас уговаривать, но сам каждые пол часа выпивал полный стакан коньяка, не закусывая, и, я такое видел в первый раз в мой жизни, совершенно не пьянел. Он рассказывал, как на голом месте создал хозяйство с огромными прибылями, как построил своим работникам современное жильё, как наладил бесперебойную продажу продуктов в Баку и многое, многое другое. Потом у него стали оттяпывать всё, что он создал. Фабрику предварительного захолаживания плодов отхватил один сосед, консервный цех - другой. Словом, всё годами организованное хозяйство разрушалось на его глазах. Этот несчастный человек, который написал письма всем, кому можно было написать, после каждой фразы произносил в качестве рефрена: "Это всё проски (происки) врагов".
Есть люди, которым происки врагов удобнее объяснять обязательным наличием некой крупной силы, соразмерной масштабу совершаемых действий. Например, жидо-масонским сговором или происками ЦРУ. Стремление привлечь для объяснений капитально-большие силы в большой степени зависит от особенностей психики людей. Я вообще-то лично всегда предпочитаю там, где это возможно, разбираться с конкретными обстоятельствами, но в отношении азербайджанской науки я склонен считать, что здесь не обошлось без происков врагов. Видимо, кому-то было выгодно, чтобы азербайджанские учёные варились в своеобразном бульоне из костей первых и, как правило, не очень грамотных. Ведь вся эта ситуация была хорошо известна там наверху. То, что там - наверху умели находить соответствующие организационные решения, не вызывает никаких сомнений у осведомлённых людей. Даже я смог в этом персонально убедиться. Как-то я проработал сутки в лаборатории, а под утро в воскресенье у меня не оставалось сил дотащаться до дома. Я положил голову на стол и, как всегда, без проблем крепко заснул. Проснулся я утром от того, что рядом разговаривали. Когда я повернул голову, то увидел директора института вместе с заведующим отделом ЦК по науке. Оба были в состоянии хорошего подпития. Директор указал на меня пальцем и сказал, что я - один из лучших сотрудников его института. Но у меня большой дефект: я по ночам работаю, а днём сплю. Тогда главный организатор советской науки мгновеноо нашёл правильное решение. Он сказал, что мне нужно найти молодую, неутомимую бабёнку, чтобы я по ночам занимался настоящим делом.
Шутки - шутками, а ситуация с наукой в Азербайджане, как мне кажется, не сильно изменилась за последние десятилетия. Конечно есть много учёных, которые вопреки... Но их число несравнимо с числом тех, которые под руководством "очень больших учёных" превратились, как у нас говорят, в "калхозников-малхозников". Я думаю, что если меня захотят в России судить за фальсификацию истории, моё родное американское правительство меня не выдаст. Поэтому я говорю открыто: считаю всё это происками врагов.

Рфссказы для внучки Сони (12)

Дорогая Сонечка,
Я тебе уже рассказывал, что люди такие, какие мы сейчас, появились не сразу. Сначала люди жили, как сейчас живут дикие животные. Главное, что их волновало, это - как бы поесть, согреться и где бы спрятаться от хищных зверей. Но постепенно люди научились делать всякие инструменты, научились охотится на диких зверей, добывая себе еду и одежду. Потом научились выращивать растения и питаться ими. Потом придумали деньги. Одними из первых денег были, например, красивые ракушки каури. Так люди постепенно становились похожими на нас - современных людей. Но в отличие от нас - современных людей - древние люди ничего не понимали во всём том, что их окружало. Они были уверены, что, если бы они знали ответы на тысячи вопросов, которые их мучили, то они никогда бы не голодали и так неожиданно не умирали. Почему днём на небе солнце, а ночью луна и звёзды? Почему в одном месте много животных, а в другом - нет? Почему в один год бывает много плодов на деревьях, а в другой - нет? Почему вдруг человек заболевает и умирает? Куда девается его дух? Ответы на эти и тысячи других вопросов сейчас можно узнать в школе. На другие более трудные вопросы могут ответить специальные люди - учёные. Если одни люди делают автомобили, другие люди пекут хлеб, третьи люди делают детские игрушки, четвёртые строят дома и т.д., то учёные специально занимаются наукой, то есть днём и ночью ищут ответы на разные вопросы. Я сам тоже учёный. Но скажу тебе по большому секрету, что есть очень много вопросов, ответы на которые учёные до сих пор не знают. И это нас - учёных сильно мучает даже тогда, когда мы спим. А ты представляешь, как мучались древние люди? Ведь ни школ, ни науки тогда не было.
Среди древних людей стали появляться умники. Им очень хотелось быть важными и показать, что они знают что-то такое, чего другие люди не знают. Когда же они не знали ответы на те или иные вопросы, то говорили, что этими всеми вещами руководят духи, с которыми они находятся в очень хороших отношениях. Принесите побольше еды, которую мы передадим духам, и они всё сделают так, как вы хотите. Они прыгали, пели, танцевали, били в барабаны и говорили, что они так разговаривают с духами. После этого они забирали себе еду, которую приносили люди, а если духи ничего не делали из того, что их люди просили, они говорили, что они принесли мало еды или что еда была не очень хорошая. Эти люди, которые могли разговаривать с духами, назывались жрецами. В то время, как все остальные люди целыми днями бегали в поисках еды, жрецы сидели и уплетали то, что люди приносили духам. В общем, жрецы очень хорошо устраивались. Для этого нужно было уметь делать очень важное лицо и очень уверенного говорить так, как ты, например, сочиняешь и тутже декламируешь свои стихи.
Но людям нужно было объяснить, а где же всё же эти духи живут. И разные жрецы придумывали разные придумки. Одни говорили, что дух, с которым они умеют разговаривать, живёт вон в том большом дереве, другие говорили, что ихний знакомый дух живёт в горе или в реке. Чем люди становились умнее, чем они лучше могли добывать еду, устраивать себе жилища, изготовлять одежду и охотничьи орудия, но тем умнее и хитрее становились и жрецы. Например, один жрец говорил, что дух, с которым он умеет разговаривать, живёт вон в том большущем дереве. Потом однажды вдруг молния ударяет в это дерево и оно сгорает. Люди пугаются, думают, что сейчас они все умрут. Потом проходит некоторое время и ничего не меняется. Люди начинают удивляться: дух сгорел ко всем чертям, а ничего не меняется. Тогда жрецы стали придумывать духов, которые не болтаются под ногами, а далеки и недоступны. Например, в древней стране Египте, жрецы назначили главным духом или Богом солнце и назвали его бог Ра. В конце концов появились и вообще невидимые боги, так было жрецам намного удобнее. В древней стране Греции жрецы назначили целую большую компанию богов, которые жили на вершине горы Олимп, которая всегда была покрыта облаками. Жрецы объясняли людям, что они не могут видеть богов. Это вовсе не для простых людей. И даже самые важные жрецы не могут видеть богов, они просто знают, как им правильно намекать, чтобы они сделали то, что жрецы их просят.
В древней стране Греции было очень много богов. Один из них - Зевс, его жену звали Гера. Гера была неплохая тётка, но очень уж хитрая. Зевс был самым важным начальником, но было полным полно других богов, которые заведывали самыми разными вопросами. Один из них заведовал тем, чтобы каждый год вырастал виноград и из него получалось хорошее вино. Его звали Дионисий. Другой бог - Гермес заведовал всеми магазинами, всеми продавцами и всеми обманщиками. Гефест, которого Гера нахально родила тайком от мужа Зевса, был инвалидом, одна нога у него плохо сгибалась, но он заведовал очень важными делами - производством всяких железных вещей, например, производством ножей. Богов было очень много и всех их нужно было помнить, всем что-то дарить, всем поклоняться, строить для каждого бога отдельные дома, которые назывались храмами, разбираться с тем, какой бог с каким богом поссорился, кому какой бог дал в глаз и т.д. Словом, дело это было хлопотное и трудное. Потом появился один народ ( у твоего папы есть немного крови от этого народа), который решил избавиться от этого хлопотного дела: помнить всех богов и провозгласил, что бог один-единственный. И что этот бог самый главный, а все остальные боги могут спокойно уходить на пенсию, поскольку они больше не нужны. И постепенно все люди стали придерживаться того мнения, что бог один, хотя разные народы называли его по разному и считали, что именно их бог самый умный и самый сильный.
Но одновременно возникла одна очень трудная проблема. Поскольку бог заведывал всеми делами на Земле, то он должен был заведовать и жизнью животных. А животные же не могли разговаривать, они не понимали, кто на самом деле их главный начальник. У них не было жрецов, а значит они не могли разговаривать с богом. Получался полный привет. Значит животные преспокойненько могли жить без бога, он им сто лет не был нужен. Они спокойненько себе бегали без божественного разрешения. Вот тут уже был большой непорядок. Ведь бог создал всё живое на Земле и всем этим живым заведовал?! По идее у животных должен был бы быть свой животный бог. Но на свете много миллионов видов животных очень и очень разных. Разве у кота и рыбы мог быть один бог? Как-то все это несерьёзно выглядело. А если у каждого животного свой бог? Ну тут уж совсем ничего не поручается. Свой бог у кролика, свой бог у слона, свой бог у мышки и свой бог у крысы. Чушь какая-то! Вот тут-то жрецы и придумали такую хитрую штуку. Они сказали:"У животных нет души, а у человека есть душа. Человек думает, а животные не думают." Поэтому бог похож на человека, а не на животных, но он всеми животными руководит. А животные просто не знают, кто их руководитель. Вот с этого и начался идиотизм отношения к животным. У моего пуделя такая душа, что не у каждого человека можно обнаружить.
Целую тебя крепко.

Былое и думы

Однажды, это было в начале лета, соседка, узнав, что я собираюсь на два с половиной месяца в Чехословакию, попросила меня оставить ключи от квартиры для её знакомых - родственников известной журналистки из "Литературной газеты". Жил я в однокомнатной квартире на 9-м этаже. Единственной достопримечательностью моей квартиры был вид на Оку. В этом месте Ока красиво извивалась и каждые пол часа вид с балкона менялся самым причудливым образом. Особенно завораживающими были закаты. Под косыми лучами заходящего солнца река искрилась и приобретала самые невероятные оттенки красного. Я ни разу не видел идентичной картины заката.

В то время единственное, что меня на свете интересовало - это вопрос о происхождении жизни на Земле. Я разработал теорию, которую можно в принципе проверить экспериментально, и опубликовал об этом статью в сборнике, причём подозреваю, что эту мою статью кроме корректора никто никогда не читал:www.matrixreasoning.com/pdf/OriginOfLifeBrief.pdf ,

www.matrixreasoning.com/pdf/LifeOrigin3.pdf . Потом меня заела текучка, я переключился на другие темы, но в ближайшее время всё же собираюсь эту статью с дополнениями опубликовать в солидном издании, поскольку прошедшие десятилетия показали, что в этой области кроме псевдонаучного трёпа так ничего конкретного и не появилось. Пока я занимался своей теорией весь пол моей однокомнатной квартиры, включая коридор и кухню, был выстлан книгами, открытыми на нужных страницах, журналами и листками бумаги с пометками. Из мебели у меня была маленькая с виду кушетка, которая при желании гостеприимно раскладывалась в трёхспальную кровать, стол и два стула на кухне, а также две сковородки, три кастрюли и утюг. Среди книг я оставил проходы шириной в ступню. Эти проходы вели от кушетки к балкону, туалету, ванной и кухне. В этот период изобретательского сумасшествия я забыл про то, что люблю выпить и хорошо поесть, забыл про баб, про музыку, забыл про друзей и знакомых. Когда проблема была окончательно решена, и я на балконе мелом вывел дату окончания моих исканий, я сел на кушетку и ощутил, как время быстро прокручивается в обратном направлении. Мне сразу захотелось и выпить, и закусить, и всего остального, что я железной рукой вычеркнул из своей жизни. В результате реанимационной медитации я пришёл к выводу, что в сухом остатке я получил две вещи: нематериальную - в виде формулы самоорганизующейся системы, которая в итоге сделала всех нас нами, и материальную - в виде накупленных за это время книг. Я понял, что когда я сдам всё в библиотеку, останется такая гора книг, что привести кого-то в дом будет просто невозможно. Я пришёл к выводу, что без книжной полки во всю стену мне просто не обойтись.

В советские времена четко работал принцип "съест-то он съест, да кто ему даст". Поэтому я понял, что нужно доставать фанеру и доски и делать полку рукодельно. Беда была в том, что я никогда ничем кроме науки не занимался. Был у меня небольшой опыт личного участия в строительных работах. Мы с двоюродным братом (нам было тогда по 11.5 лет) задумали создать какую-то деревянную конструкцию и два дня забивали гвозди и орудовали пилой. Вскоре стало ясно, что нам не хватает досок и я предложил стащить один из ящиков, которые загромождали четверть нашего двора. В нашем доме был большой магазин, и тару они держали во дворе. Мы утащили большой ящик, по дороге к дому брата я споткнулся на трамвайном рельсе, упал на ящик и мне в грудь в районе левого соска вонзилась заноза величиной и толщиной со спичку. Ящик был большой, несли мы его вдвоём. Я держался левой рукой за занозу, которая сама по себе почему-то уползала вглубь моей груди, а правой помогал нести ящик. Через некоторое время кровь потекла ручьём, и, когда я появился в доме моей тёти, то с отчаяния та вылила на меня целый флакон иода, который никак не подействал на кровотечение и уползание занозы во-внутрь. Кончик занозы торчал уже всего в нескольких миллиметрах от моей плоти. Тётя схватила меня за руку и потащила меня всего залитого кровью и иодом в ближайшую больницу. Это был роддом, в котором через следующие одиннадцать с половиной лет у меня родился первый сын. В контраст родной тётке тётка-врачиха не ужаснулась, а хладнокровно посадила меня в гинекологическое кресло, промыла рану чем-то щипучим, сделала надрез и медленно вытащила занозу пинцетом. В момент вытаскивания занозы я рассматривал оборудование и не почувствовал ничего сильнее той боли, которую чувствовал до того. Когда мы уходили, врачиха нас нагнала на выходе и подарила мне очень красивую коробочку из-под лекарства со словами привета и уважения за моё мужественное отсутствие плаксивости. В коробочке лежала завёрнутая в ватку заноза.

После описанного случая я больше ничего не забивал, молотков и гвоздей дома не держал, словом был этой области абсолютно стерильным, поэтому первым делом обратился к соседу Вите, который работал на стройке. Витя был худущим горьким алкоголиком. Его жена - толстая сисястая тётка с могучими бицепсами - бдительно следила за тем, чтобы между Витей и водкой было как можно меньше личных контактов, поэтому выражение Витиного лица никогда не менялось и соответствовало простой формуле "выпитьненайдётся?". С Витей мы обо всём железно договорились, он произвёл обмеры и сообщил мне количество материалов, которые я должен был "достать". Когда я всё это "достал" и сообщил об этом Вите, мы договорились, что сразу же после работы, пообедав, он придёт ко мне делать книжную полку. Витя осмотрел фанеру и доски и сказал: "Лёш, сейчас шить будем!" Я переспросил его, что мы шить будем, на что Витя мне ответил, что шить будем фанеру к стенке. Он снял рубашку, попил воды из крана и задал мне свой коронный вопрос: "Леш, выпить не найдётся!?". У меня в холодильнике стояла непочатая бутылка водки. Я налил ему стаканчик, дал солёный огурец, поставил бутылку в холодильник и в это время мне позвонили. Незнакомая девушка сказала, что она ездила в Москву на служебном автобусе, и какой-то человек, представившийся моим другом, дал ей мой телефон, попросил передать свёрток с балыком. Кто это был, я так и не узнал. Я спустился вниз, взял свёрток, поблагодарил девушку, поговорил с ней минут десять и вернулся назад. Витя спал на столе. Рядом с ним стояла пустая бутылка водки, которую он извлёк из холодильника.

Витя проспал до утра. Все мои попытки уложить его на одеяло, постеленное на пол, не увенчались успехом. Утром Витя проснулся, спросил который час, потом спросил не найдётся ли выпить и со словами "Вечером шить будем" удалился на стройку, быстро прошмыгнув к лифту, чтобы избежать ответственности за чудесно проведённую ночь. Вечером, однако, шитьё не состоялось. Из витиной квартиры весь вечер доносились звуки, наводившие на мысль, что Витю сильно и методично избивают. Ближе к ночи раздался звонок. На пороге стояла раскрасневшаяся от рукоделия витина жена, которая обратилась ко мне с гневной тирадой: "Леонид, как вам не стыдно спаивать моего мужа. Вы же знаете, что он алкаш." Я объяснил ей, что Витя сметелил бутылку водки из моего холодильника, когда я на 10 минут спустился к подъезду. Жена сказала: "А!" и удалилась, играя своей могучей задницей. С тех пор в течение пары лет, где бы меня Витя не встречал, он произносил одну и ту же фразу: "Лёшь, шить будем!?" с восклицательно-вопросительной интонацией. Короче, роман с Витей окончился, не начавшись, и я приступил к строительству полки самостоятельно. Когда я закончил строительство этого уродства, я достал заранее заготовленный гвоздь 20см длины и стал приколачивать полку к стене. Вдруг из гвоздя посыпался сноп огненных брызг и свет вырубился. Оказалось, что я вбил гвоздь в электрический кабель. В конце концов всё уладилось, я покрыл полку морилкой и лаком и в итоге приобрёл новую функциональную мебель, которая, правда, больше приличествовала землянке командующего партизанским объединением, чем квартире научного сотрудника. Зато множество книг, выставленных мною на полках, свидетельствовало о том, что я могу не только шить, но и читать.

Я вернулся из командировки, взял у соседки ключи и, взглянув на пустой холодильник, ощутил, что в ближайшие четверть часа лишусь сознания от голода. Я вприпрыжку побежал в кафе. Только официант принёс шикарный обед, который я заказал, как у стола возникла фигура девушки, покрытой с ног до головы очаровательными ямочками, которая в необыкновенном возбуждении, с радостными бульканими в голосе сообщила мне, что просит меня немедленно выйти на улицу, чтобы мне сообщить что-то очень важное. Я посмотрел на солянку, потом на девушку, потом опять на солянку и спросил её, есть ли у неё немного времени, поскольку я сутки практически ничего не ел. Она сказала, чтобы я не беспокоился, что она подождёт меня на выходе. Покончив с обедом, я встретился с девушкой, которая схватила меня за руку и громким радостным голосом сообщила мне: "Я знаю, кто вы, я знаю, кто вы!!" Я ей сказал, что тоже знаю, кто я, но не понимаю всей важности её открытия. На что девушка мне ответила: "Да нет, просто я вычислила, что вы тот человек, в квартире которого мы жили! Я вас вычислила".

Всё это, конечно меня очень удивило. Дело в том, что в моей квартире не было ни одной моей фотографии. Все снимки вместе с документами лежали в дипломате с цифровым замком, который я перед отъездом положил на чердачок, находящийся над переходом из коридора на кухню. Я спросил девушку, каким образом ей удалось меня вычислить, на что она мне кокетливо ответила: "Не спрашивайте, не спрашивайте, я сама не знаю как. Вот вычислила и всё!" Она настолько была уверена в правильности своих вычислений, что даже не спросила меня адрес моего дома. Меня всё это сильно заинтриговало, но я так ошалел от неожиданного развития событий, что не стал её расспрашивать. По дороге она мне рассказала, что работает переводчицей с итальянского и ей было очень удобно жить в квартире под Москвой с телефоном. В случае необходимости с ней связывались из Москвы и она могла быстро встретиться с нанимателями. Потом она опять взяла меня за руку, остановилась и, глядя мне в глаза, сказала: "Я знаю, кто вы!" Я ей ответил, что мы вроде бы этот вопрос со знаниями уже уладили, на что она возразила: "Вы не поняли, я знаю какой вы человек. Вы человек, который так много хочет, что ему ничего не нужно!" Вот здесь наступила моя очередь издавать горловое бульканье. То, что она сказала, было настолько точной характеристикой моей персоны, что у меня поползли мурашки по коже. Это уже было ни на что не похоже. Оказалось, что эта незнакомая мне девушка знает обо мне больше, чем я знаю сам, вернее, больше, чем я мог додуматься, размышляя о себе родном.

В этот момент, пока я обалдело смотрел на мою спутницу, на противоположной стороне улицы появился мужчина крупного телосложения лет 60-ти, который шёл, опирясь на толстую трость. Девушка, увидев мужчину с тростью, громко закричала: "Дядя Зяма, дядя Зяма! Это хозяин квартиры, в которой мы жили". На лице дяди Зямы засветилась счастливая улыбка, он проковылял на нашу сторону улицы, пожал мне руку и сказал: "Знаете, у меня недавно был инфаркт. Когда я пришёл в себя в реанимации, что первое, что я увидел, это был вид из вашего окна на Оку. Мы все вам очень благодарны". Я смущённо сообщил ему, что благодарить меня не за что, поскольку вид на Оку создавался без моего непосредственного участия. Мы сердечно пожали друг другу руки и я пошёл домой.

Я рассказал о том, что было, о том, как я шил полку и как оказался в гинекологическом кабинете. Но я не могу в деталях рассказать, о чём я думаю, вспоминая эту историю. А думаю я, в общих словах, о том, что я проявил себя законченным идиотом. Я не познакомился с девушкой, не спросил даже её имени. А ведь на моих глазах произошло нечто, что иначе, как таинством, не назовёшь. Чем больше я живу на свете, тем чаще я вспоминаю об этом событии и тем больше удивляюсь. Может быть эта пухленькая переводчица с итальянского была инопланетянкой. Хотя её дядя по имени Зяма хромал как-то совершенно не по инопланетянски.

Кадушка с пальмами

У моего бакинского друга был дядя по имени Маркус. Его жену звали Клара. Они были такими миниатюрными старичками, абсолютно непохожими друг на друга. Маркус был сухощавый морщинистый старик с подвижным лицом и огромной библейского вида нечёсанной седой бородой, Клара же была удивительно красивой старушкой, на лице которой застыла добрая улыбка. Меня поражало то, что, несмотря на свои семьдесят с лишним лет, у Клары не было ни одной морщинки на лице. Но самым поразительным в её облике были глаза. Ничего подобного ни до, ни после я никогда не встречал. Невероятно лучистые глаза её светились как-то не по-земному. Она была похожа на антикварную фарфоровую статуэтку.

Маркус был художником, рисовавшим портреты вождей. Его коронным номером были портреты Микояна, которого он в среде близких ему людей называл не иначе, как "кинтошка". А Клара, как я понял из разговоров, никогда в жизни нигде не работала. Клара и Маркус были людьми диаметрально противоположных характеров. Маркус был типичным резонёром. По любому поводу он произносил длинные речи. Остановить его было непросто. Сколько мне довелось видеть Клару, я ни разу не слышал её голоса. Она всегда молча сидела, положив руки на колени, с застывшей на лице очень естественной доброй улыбкой. Маркус и Клара не имели детей и иных кроме моего друга родственников в Баку, поэтому видимо от одиночества они довольно часто приезжали к нему по вечерам посидеть, попить чаю. Друг мой жил в Арменикенде, а Маркус с Кларой жили в доме напротив Молоканского сада. Несмотря на довольно большое расстояние, они регулярно навещали моего друга, поскольку Маркусу нужно было выговориться, а Клара знала наперёд всё, что он собирается сказать. Выступать перед ней Маркусу было совершенно не интересно.

Однажды в большой компании мы смотрели по телевизору фильм, названия которого я не помню. Кажется главную роль в этом фильме исполнял Владимир Высоцкий. События развивались в Одессе, и по ходу фильма там показывали публичный дом. Взглянув на Маркуса, который еле заметно шевелил губами, я понял, что он готовит речь. Когда фильм закончился, Маркус, как оратор с опытом, некоторое время молчал, выжидая, когда присутствующие выговорятся, потом слегка поёрзал в кресле, предвкушая выигрышность и эффектность темы, которую собирался развивать, и начал.

"Вот сейчас молодые люди, как только познакомятся друг с другом, тутже бегут в ЗАГС регистрироваться. Всё это пошло от революционеров-голоштанников, им всё нужно было получать сразу. А когда Ёська стал их вырезать, то это желание получить всё сегодня, немедленно, только усилилось. Комсомольцы-добровольцы только орать обучились и кулаками размахивать. Об ответственности за семью и её будущее у них времени подумать не хватает. А в старые времена всё было совершенно по-другому. Молодой человек не мог себе позволить сделать предложение девушке, если он не был уверен, что сможет финансово обеспечить семью. Была у людей ответственность. Поэтому люди женились преимущественно в зрелом возрасте после того, как достигали устойчивого положения в обществе. Но физиология - она и в Африке физиология. Никуда от неё не денешься. Вы же знаете, что когда очень хочется, то можно легко превратиться в дурня. А в прежние времена даже на короткое время превратиться в дурня означало потерять будущее. Это сейчас комсомольцы-добровольцы не понимают, что такое будущее. А до революции всё было по-другому. По этой причине дома терпимости играли очень большую социальную роль.

Бывали дома терпимости рублёвые, бывали подешевле. Девушки тоже различались по цене. Даже в дешёвом борделе бывали дорогие девушки. Хозяйка дома следила за тем, чтобы всё было опрятно и гигиенично. Для каждого нового клиента стелилось свежее бельё. Врач регулярно осматривал девушек, а если кто-то из них заболевал, то хозяйка оплачивала лечение. Так что человек, которому нужно было избавиться от напряжённости, мог быть уверен, что заплатив не очень большие деньги, он получит то, что ему нужно. Номера располагались на втором этаже. На первом этаже сидели девушки и, пока клиентов не было, говорили о своих женских делах. На входе обычно стояли большие кадушки с фикусами и пальмами. Всё было очень романтично обставлено. Когда клиент входил в заведение, его встречала хозяйка..."

Тут раздался звук отодвигаемого стула. Я машинально посмотрел на каждого из гостей, после чего только перевёл взгляд на Клару. Клара, вскочив на ноги, дурным голосом закричала: "Откуда ты, подлец, знаешь про кадушки с пальмами!? Откуда ты, паразит, знаешь все эти подробности!?" Маркус, нисколько не смутившись, суровым голосом, не глядя на Клару, произнёс: "Ты как таки была дура, так ты таки и осталась дура! Тебе таки трудно понять, что человек может узнать из художественной литературы! Пошли домой, дура. Молчит, молчит, а потом скажет, как в лужу..."