Поручение зарезать бригадира

В 57 году я в составе группы из нескольких десятков дураков - студентов бакинского университета - отправился покорять целину в Западный Казахстан. Родители мне собирались купить путёвку в Сочи, но я почему-то из принципа отказался. То, что я прибыл на целину в составе группы дураков, стало мне совершенно ясно в первые же несколько дней пребывания на целине. Степь засевали пшеницей, полностью игнорируя агротехнику, как таковую. На отдельных участках была вполне приличная пшеница, на других же участках стебли не превышали размеров средней величины авторучки, так что невозможно было вернуть даже посеянное зерно. Где хорошая почва, а где солончак, можно было понять, не имея не только агрономического, но и вообще никакого образования.

Принципы социалистического хозяйствования здесь работали на всю свою дурацкую катушку. Местные жители спокон века жили выкармливанием овец с последующей их продажей. Летом заготовляли корм, весной продавали откормленный скот. Они говорили:" Спасибо Никите Сергеевичу! Раньше мы покупали зерно, а теперь по зерну ходим." Шофера в конце рабочего дня привозили полный грузовик ворованного зерна домой и ссыпали его в огромные ямы-закрома. Так что местным жителям было за что благодарить Никиту.

Мужчины из нашей группы занимались тем, что перелопачивали деревянными лопатами зерно, грузили его в грузовики, таскали по-двое 100-килограммовые ящики с зерном от веялки и сгружали зерно в огромные бурты. Эти горы зерна даже при небольшой влажности воздуха начинали нагреваться и возгораться, поэтому приходилось их все время перелопачивать - бунтовать. Порой за день мы переносили лопатами до 10 тонн зерна. Учёта никакого не было, бригадир, быстро сообразив, что имеет дело со вшивой интеллигенцией, выписывал нам трудодни на-глаз. Как в бинокль можно видеть увеличенное и уменьшенное изображение, так и бригадирский "на-глаз" был одним для нас - приезжих - и совершенно другим для местных приятелей.

Однажды я не поехал на работу: у меня зверски болел зуб, нерв дергался с какой-то мерзкой оттяжкой. Было ещё несколько человек, не поехавших по разным причинам. Вдруг перед школой лихо развернулся и замер грузовик, из которого повыскакивали бакинцы. Они приехали на целину от Советского района - самого хулиганского района г. Баку. Они жили довольно далеко от нас, но организовали пикник неподалеку, и, узнав, что поблизости находится группа из бакинского университета, решили нас навестить. Они погрузили в машину всех непоехавших на работу, и вскоре мы оказались у большого костра. Рядом на ветке дерева висел только что освежеванный барашек и другой барашек, уже почти обглоданный.

На целине мы жутко голодали. По этой причине я наплевал на зуб с его подлым нервом, отрезал от барашка тонкие кусочки, жарил их на костре и ел про запас на будущее. Никогда в своей жизни я не ел такого аппетитного шашлыка. Две девушки из нашей группы, поехавшие с нами, лопали шашлык с ещё большей жадностью, чем я, наплевав на эстетику женственности, поскольку были перманентно голодными. Я хоть периодически питался щуками. А они ели лишь серые макароны без масла. Наши соплеменники смотрели на нас с жалостью, понимая, что завтра такого праздника у нас не будет. Ещё в машине мы рассказали, что про нас забыли и денег на еду мы не получаем, а трудодни нам не выдают.

После того, как шашлыки заполнили весь наш желудок и пищевод в придачу, после нескольких тёплых тостов с тёплой водкой, мы приятно отвалились, и стали расспрашивать хозяев, как они живут. Рядом со мной сидел высокий худой парень по имени Али. Он сказал, что проблему с трудоднями они легко решили в первые же 10 дней пребывания на целине. Когда мы живо поинтересовались, как им это удалось, Али рассказал такую историю. В отличие от нас - комсомольцев-добровольцев - они все приехали на целину зарабатывать деньги. Они добросовестно вкалывали первую неделю, но бригадир им записывал по одному трудодню в день, а иногда и в два дня. Поняв, что он попросту ворует их трудодни, они решили разыграть с ним такую шутку.

В середине рабочего дня Али сел точить огромный нож. Точил он его долго, периодически с любовью поглядывая на лезвие. Наконец, бригадир не выдержал, подошёл к Али и с разражением сказал, чтобы тот шёл работать, на что Али ему ответил, что пойдёт, как только кончит точить нож. Через пол часа бригадир вновь подошёл к Али и уже в грубой форме накричал на него. Али укоризненно посмотрел на бригадира и сказал, что тот просто неблагодарный человек. Бригадир удивлённо спросил, за что он должен быть благодарным Али. Тогда Али подробно ему объяснил, что ему его товарищи поручили зарезать бригадира за то, что он ворует у них трудодни. По кавказским понятиям, миролюбиво объяснял бригадиру Али, это очень почётное поручение, и он его конечно же исполнит. Но поскольку бригадир не баран, а человек, то Али хочет перерезать бригадиру горло быстро и почти безболезненно, чтобы он не мучался перед смертью. Поэтому он так тщательно затачивает нож.

Кончилась эта комедия тем, что бригадир стал им выписывать по 10-15 трудодней в день. Они достали свои книжки, где записываются трудодни, и мы увидели, что всё это на самом деле так и есть.

"Стать рафиком"

В 1957 году я вместе с группой студентов бакинского университета поехал в Западно-Казахстанскую область покорять целину. Этот патриотический порыв был совершён мною совершенно нечаянно в состоянии сильного торможения умственной деятельности, поскольку я был также похож на комсомольца-добровольца, как однокомнатная деревянная развалюха под названием "школа", в которую нас поселили, была похожа на пятизвёздочный отель на берегу Карибского моря.

"Школу" разделили занавеской на М и Ж. В первую же ночь, не дожидаясь рассвета, я покинул это помещение из-за невыносимой духоты и в течение последующих нескольких месяцев пребывания на целине ни разу туда не заглянул. Перед отъездом на целину будущим покорителям дали несколько практических советов, в частности, посоветовали взять с собой чехол для матраца. Я набил чехол соломой и несколько дней спал на воздухе, надев на себя всю имевшуюся у меня одежду и подложив под голову кирпич. Через несколько дней я забыл утром положить матрац на возвышение, и куры превратили его в большое количество мелких тряпичных фрагментов. Пришлось мне спать на земле до самого отъезда в начале ноября, когда по утрам и по ночам было очень холодно.

Но это всё - мелочи. Главной же немелочью оказался ... голод. К счастью или к несчастью, но раньше на жизненном пути мне это ощущение в таком наглом виде никогда не встречалось. Заработанные копейки
регулярно на руки нам не выдавали: пару раз выдали мелочь - курам на смех. Денег на питание мы не получали первых два с половиной месяца. В Бакинском райкоме про нашу группу забыли. Ели мы макароны, сваренные без масла, паслён, который рос повсюду, иногда воровали огурцы на огороде, но последнее редко удавалось.

Неподалеко был посёлок, где жили цыгане. За год до событий, которые я здесь описываю, вышло постановление об оседлости цыган. В соответствии с этим постановлением цыганам предоставили вновь построенные дома. Они отодрали деревянные покрытия полов, посыпали полы песком и очень хорошо себя чувствовали в новом посёлке, заменившем им традиционный табор.

Цыганам выделили участки земли. Поскольку сельским хозяйством цыгане сроду не увлекались, то, чтобы добро не пропадало, они использовали свои участки под бахчи. Видимо, умные люди посоветовали им заняться бахчеводством, поскольку в условиях Западного Казахстана это был самый простой вид сельскохозяйственной деятельности: посеять семечки и собирать урожай. Первый опыт хозяйствования удался цыганам на славу. Их участки сплошь были покрыты очень сладкими дынями нескольких сортов и огромными арбузами.

Не знаю почему, но с цыганами у меня сложились очень хорошие и доверительные отношения. Может быть они чувствовали, что я отношусь к ним на равных. Не знаю, но мне единственному из всей университетской группы разрешили раз в день уносить с бахчей такое количество дынь и арбузов, которое я смогу утащить. Если бы кто-то несанкционировано залез на их бахчи, то его прирезали бы самым тривиальным образом. Я раздобыл огромный мешок, загружал его до предела и волок в расположение нашей группы. Так что дынями и арбузами мы питались, как говорится, от пуза. И всё равно чувство постоянного голода не отступало. Дынями и арбузами наестся было невозможно. Я захватил с собой деньги из дома, но, во-первых, они быстро улетучились, а во вторых всё равно покупать еду было негде. Для этого нужно было, используя редкую оказию, добираться до Уральска.

Среди нас была державшаяся обособленной группа из нескольких девушек, которые привезли из дома по несколько чемоданов, набитых продуктами длительного хранения: галетами, рыбными и мясными консервами, даже компотами. Мне довелось как-то издалека увидеть содержание их чемоданов. Про себя я их именовал "старые девы", хотя это были молодые, энергичные и даже излишне болтливые девушки. Среди них выделялась смертельно-рыжая Зоя, которая, чувствовалось, обладала наибольшим авторитетом среди "старых дев". Как я понимал, для полного счастья девицам этой обособленной группы не хватало мужчины, за которым они могли бы ухаживать так, чтобы это напоминало реальную семью, для заботы о которой их вылепила мать-природа.

Я ко всем относился одинаково, и у меня были неплохие, хотя и поверхностные отношения с Зоей, которая поглядывала на меня не без интереса. Я чувствовал, что меня назначили первым кандидатом на роль объекта ухаживания. Я был заводилой, по вечерам нагружал девиц и парней кизяками, мы отправлялись в степь, где жгли костры, пели блатные и патриотические песни, я играл на гитаре, не очень виртуозно, но очень громко и зажигательно, рассказывал анекдоты, которые знал в огромном количестве. Иногда мы пили водку. Часа в 2-3 ночи шли спать. Так было почти каждую ночь. Словом, я обладал заметным авторитетом, и "старые девы" поставили себе целью усыновить именно меня. Мне, конечно, как и всем, очень хотелось кушать, но менять свободу на еду я не собирался. Эти ухаживания за мной длились довольно долго. Я охотно общался со "старыми девами", но под венец никак не шёл.

За процессом приобщения меня к группе старых дев, напряжённо наблюдал со стороны Рафик, коренастый, маленького роста брюнет с пышными бровями и большим вьющимся чубом. Я уже не помню в деталях, каким образом старые девы поняли однозначно, что со мной ничего не получится. Это произошло как-то сразу, и Рафик в тот же миг ожил, засветился и начал ползти по направлению к старым девам, используя все возможности, какими его наделила природа. Через очень короткое время я увидел, что Рафик восседает среди старых дев, по-хозяйски расправляясь с едой, расставленной на расстеленном одеяле, все они оживленно болтают и улыбаются. Помню, что я очень порадовался за то, что процесс формирования семьи наконец-то завершился, и мысленно пожелал старым девам с Рафиком всего самого наилучшего.

Туалета конечно же у нас не было. Школа одиноко стояла на поляне на берегу реки Чаган. Рано утром все бежали как-бы на физзарядку по направлению к реке. Девушки заворачивали налево за низкий бугорок, где приседали и исчезали из вида. Парни заворачивали направо за более высокий бугорок, где также исчезали из вида и справляли нужду.

Однажды через некоторое время после того, как Рафик стал членом семьи старых дев, я, встав раньше всех и сделав свои дела до массового выхода людей в туалет, увидел такую сцену. Девицы на бегу свернули налево, с ними свернул налево и Рафик, который, как и девицы, исчез из вида. Я понял, что Рафик начал писать сидя.

Многие годы впоследствии в моем внутреннем лексиконе, на котором я общался сам с собой, я использовал выражение "стать рафиком". Смысл этого выражения, я думаю, нетрудно понять.