ЧТЕНИЕ ГАЗЕТЫ НОЧЬЮ ПОД ФОНАРЁМ

Чтение газеты ночью под фонарём

Когда я учился в старших классах школы, у меня появился друг по имени Ося Гриль примерно одних со мной лет. Не помню, как я с ним познакомился. Он был стройным парнем немного ниже среднего роста с необыкновенными серыми отстранённо-холодными глазами, каких я никогда ни у кого больше не встречал, и с удивительной формы носом: не очень большим, горбатым, тонким, с заострённым кончиком. Нос сильно напоминал клюв ястреба. Худощавое смуглое его лицо было покрыто большим количеством еле заметных веснушек. Через год-полтора Ося также внезапно исчез, как и появился. Не знаю, чем я его привлекал, но отношения между нами были самыми дружескими и тёплыми. Уже значительно позднее, вспоминая этого человека, я понимал, что он был наделён многими талантами. Один из них состоял в том, что казалось бы при внешней обоюдной открытости друг другу, я абсолютно ничего не знал о нём, в то время, как он всё знал обо мне, бывал у меня дома, познакомился с некоторыми из моих друзей. То, что я о нём практически ничего не знал, не вызывало у меня ни малейшего ощущения дискомфорта, необычности наших отношений. Сопоставляя отдельные фрагменты воспоминаний, я не могу сказать, учился ли он в школе, но точно помню, что ещё во времена нашей дружбы понимал, что он живёт один без родителей. Я никогда не имел дела с крупными авантюристами. Вернее несколько раз имел, но это были какие-то доморощенные авантюристы, какие-то оскоплённые мефистофели. А Ося в моих глазах предстаёт ярчайшим образцом прирожденного авантюриста-профессионала, обладающего глубокими познаниями в области человеческой психики. Понял я это, конечно, значительно позднее.
У Оси была очень красивая подруга его лет, по виду - украинка. При том, что девушка была живая и разговорчивая, она находилась у Оськи в безусловном подчинении. Часто втроём по воскресеньям мы ездили на пляж. Обычно за день до этого Ося спрашивал есть ли у меня деньги. У меня какие-то, небольшие, деньги всегда водились. Спрашивал он у меня таким тоном, будто предлагал мне выпить холодного лимонада в жару, не глядя загребал все деньги, включая мелочь, которые я доставал из карманов, и, сделав пару шагов в сторону, не поворачивая головы в мою сторону, спрашивал пойду ли я с ним. Как правило, я отправлялся с ним, поскольку это сулило кучу необычных впечатлений. Вот один из примеров оськиной деятельности.
В те далёкие времена только-только начинала пробиваться в народ западная или же околозападная музыка. В большом разнообразии продавались малоразмерные пластинки с самым разнообразным репертуаром, начиная от танго и фокстротов 20-30-х годов, чего-то напоминающего джаз в исполнении строевого оркестра и кончая ритмичными и очень оптимистичными по настрою песнями новых горластых народных любимцев. Всё это, разумеется, преломлялось через призму дефицита. В те времена универсальным эпистемологическим критерием советского человека была дихотомия: "более дефицитное - менее дефицитное". Появилась публика, которая очень серьёзно воспринимала эти обглоданные косточки, выискивая среди них перлы ненашенской музыки. Обычно Ося "работал" в бакинском универмаге, расположенном недалеко от бульвара. Он заходил в музыкальный отдел, покупал, не глядя, одну-две-три пластинки, и со скучающим видом замирал, облокотившись о стену рядом со входом. Держал он эти пластинки в руке таким образом, чтобы создавалось впечатление, что он боится, чтобы его не заграбастали в милицию за спекуляцию. Я стоял где-нибудь неподалеко или прохаживался взад и вперёд, делая вид, что я с ним не знаком. Я чувствовал, что это не совсем порядочно, но сама мысль, что кто-то из знакомых поймёт, что я - косвенный соучастник этих спекулятивных действий, была для меня абсолютно недопустимой.
Вскоре к Осе подходил первый потенциальный покупатель и спрашивал, что он продаёт. Ося, не глядя не него, сквозь зубы выдавливал:
- Джаз!
- А что за джаз?
- Фокс,- (он произносил это слово, как "фОкыс")
- Ну и что, фокс, фокс. Что за фокс?
- Сакс!
- Ну что ты мне: фокс, сакс. Что за пластинка?
Тогда Ося поворачивался лицом к покупателю, окидывал его скучающим взглядом и произносил:
- Проходи, ты не купишь.
- Почему я не куплю? - горячился покупатель.
- Потому, что это на знатока.
Короче, кончался этот диалог тем, что Ося продавал плебею джаза пластинку в два-три раза дороже, чем её можно было купить в магазине буквально в двух шагах. Иногда такой покупатель брал два экземпляра "дефицитной" пластинки. Процедура облапошивания значительно варьировалась в зависимости от личности облапошиваемого. Практически всегда, когда к нему подходил покупатель, Оська смотрел в сторону от него. Но он точно знал, кто именно из посетителей универмага к нему подойдёт. Вычислял он своих фраеров за 10-15 шагов до подхода. Продав первую партию, Ося заходил в магазин, покупал на вырученные деньги новую партию пластинок и вновь замирал у входа. Через час Ося прекращал торговые операции, делал мне знак на выход и на улице быстро подсчитывал выручку. Все заработанные честным трудом деньги Ося тратил на пляжные поездки, никогда не утаивая ни копейки.
Однажды Ося позвонил мне и сказал, что сегодня вечером он приглашает меня в ресторан Интуриста, где он будет со своей девушкой, и назначил место встречи около бульвара. Всё это было очень необычно. Ресторан был очень дорогой, Интурист был гостинницей в основном для иностранцев, а иностранцы в Баку были иностранцами вдвойне, если не втройне. Я слегка растерялся, но Ося, мгновенно уловив мои колебания, сказал: "Мы тебя ждём" и повесил трубку. В ресторане всё было по высшему разряду: с икрой, коньяком, хорошим люля-кебабом. Мы сидели и болтали на разные темы. В середине нашего ужина мимо нашего стола прошёл плотного сложения парень в хорошем костюме, который вдруг остановился, посмотрел на Оську и развёл руками с приветливой улыбкой на лице. Похож он был на азербайджанца, но "привет" произнёс с каким-то ненашенским акцентом. Оська с ним поздоровался за руку, усадил его за стол и познакомил со мной и со своей девушкой.
В разговоре выяснилось, что парень из Ирана и уезжает домой через пару дней. Он нелохо говорил по-русски, правда, с сипльным акцентом. У меня была слабость на всё иранское. Мой отец и дядя привозили из Ирана кое-какие сувениры. Два мячика из Ирана, которые мне подарили в детстве, произвели на меня невероятное впечатление. Они были так изящно расписаны, что я не играл ими, а только любовался. У меня была чудесно изданная поэма Алишера Навои "Фархад и Ширин" с такими изумительными персидскими миниатурами, что я мог смотреть на них часами, не отрываясь. Словом, мне очень приятно было познакомиться с первым иранцем в моей жизни. И, хотя я стеснялся активно вступать в разговор, мы с этим парнем всё время выражали друг другу симпатию взглядами. Посидел иранец за нашим столом совсем немного, потом сердечно попрощался и ушёл из ресторана. Через пять минут после ухода иранца Оська сказал, что пора уходить и что мы ещё немного прогуляемся по улице. БОльшая часть заказанной еды осталась на столе, Оська расплатился и мы вышли из Интуриста.
Не торопясь, мы шли мимо бульвара. Было часов 10 вечера. Вдруг моё внимание привлёк человек, который прислонившись к фонарному столбу, внимательно читал газету. Был он одет в белый парусиновый костюм и белые же парусиновые туфли, покрашенные зубным порошком. У него были широкие чёрные усы и неестественно напряжённое выражение лица. До сих пор не знаю, почему я это сказал, но у меня вырвалось: "Сейчас нас будут брать!" Меня никогда до того не брали, никогда эта тема в моей голове не возникала. Я не мог понять, почему я это сказал, но тем не менее я сказал именно эти слова. Оська, который о чём-то тихо переговаривался со своей девушкой, повернулся ко мне и спросил, почему я так думаю. Я сказал, что человек, который в полном одиночестве (прохожих на улице не было вообще) читает под фонарём газету, очень напоминает мне персонаж какого-то детективного романа. Оська сказал: "Ерунда, мало ли в Баку идиотов!" и продолжал разговаривать с девушкой.
Фонарь стоял на краю тротуара. Дойдя до края, мы стали переходить улицу, и, как только ступили на тротуар, примыкающий к зданию Азнефти, рядом с нами остановилась машина, из которой выскочили оперативники и затолкали нас во внутрь. Выгрузили нас у здания отделения милиции на улице Шаумяна, где всех троих обыскали и из-под девушки извлекли объёмистый мешочек хны с надписью на фарси. Нас допрашивали и по отдельности, и вместе. Допрашивал толстый усатый подполковник. Он с самого начала отеческим тоном советовал мне во всём признаться, на что я ему отвечал, что наверняка признался бы, если бы хоть что-то понимал в происходящем. Милиционеры вероятно быстро разобрались с нами, и при мне разговаривали, не особенно стесняясь. Говорили они между собой по-азербайджански. Из их разговора я понял, что нас будут держать в милиции до тех пор пока иранец с Оськиными деньгами на отправится на родину. Оська, который меня пригласил в ресторан в качестве маскировочного материала, держался спокойно, не нахально и не подобострастно. Часа в 2-3 ночи в милиции появился мой отец, который забрал меня домой. По тому, как он кивнул подполковнику, я понял, что они знакомы. Я не могу вспомнить точно, но кажется после этого инцидента мы с Оськой больше не виделись.
Хна повсеместно использовалась в Азербайджане для ухода за волосами, ногтями, ступнями ног. Её получают из растения под названием Lowsonia inermis. Высушенный порошок этого растения кроме хлорофилла соедержит 1-4% хеннотанниновой кислоты ярко-оранжевого цвета. Свежая хна в порошке имеет серо-зелёный вид, но быстро коричневеет под воздействием воздуха и теряет красящие свойства. В холодильнике хну можно сохранять в течение нескольких лет. В Баку хна продавалась в неряшливого вида бумажных пакетиках и была крайне низкого качества. Мешок свежей хны, который отобрали у Оськи, стоил огромных по тем временам денег.
Самым поразительным в этой истории было то, как девушка умудрилась, сидя и мило болтая с иранцем, не только незаметно вставить переданный ей мешок с хной себе во внутренности, но и закрепить его там так, чтобы он не упал при ходьбе. Непонятно также, как Оська умудрился передать иранцу деньги так, чтобы я ничего не заметил. Наконец, то, что иранец деньги не пересчитывал, свидетельствовало о том, что здесь речь шла о безусловном взимном доверии торговца и покупателя. Мне больше не приходилось в моей жизни встречать человека, который бы ночью читал газету под фонарём на пустынной улице. Тем, что я с такой точностью предугадал ход последующих событий, хвалиться мне самому перед собой как-то не очень хотелось, поскольку я не дал себе труда подумать, на кой хрен Оська ни с того, ни с сего пригласил меня в ресторан Интуриста и закатил такой шикарный ужин.