Когда кошке сказали, что её дерьмо - лекарство...

В бакинском университете, где я учился, небольшой цикл лекций по коллоидной химии читал профессор Мискярли. Это был полный, невысокого роста, какой-то очень круглый дядя с добродушным лицом. Позднее я узнал, что это был действительно добродушный человек, но когда надо, он мог спокойно поставить на уши лабораторию коллоидной химии в Институте химии АН Азербайджана, которой руководил. Его лаборатория занималась поиском дешёвых источников сырья для получения поверхностно-активных веществ. Последние использовались в качестве т.н. суфрактантов при приготовлении буровых растворов для улучшения смачиваемости пород.

Вода из бутылки выливается в виде струи, а не в виде бесформенной массы именно из-за наличия этого самого поверхностного натяжения. Все молекулы в объеме жидкости притягиваются друг к другу с одинаковой силой. Иная ситуация имеет место для молекул воды в мономолекулярном слое на самой поверхности. Из объёма их притягивают свои родные молекулы воды, а с поверхности - молекулы кислорода и азота, входящие в состав воздуха. Притяжение со стороны молекул воды во много раз сильнее притяжения со стороны молекул газа, поэтому верхний мономолекулярный слой в виде тонкой, невидимой, упругой плёнки давит на воду с огромной силой. Эта сила, называемая поверхностным натяжением, приводит к тому, что капли дождя в полёте принимают сферическую форму, ею объясняется рябь на поверхности озера, свойство ртути разбиваться в шарики и вновь собираться в большую каплю и многое другое. Клоп-водомерка, например, умело использует силу поверхностного натяжения, удерживающую его на поверхности воды. Он не тонет, поскольку вес клопа меньше силы поверхностного натяжения.

Т.н. поверхностно-активные вещества (ПАВ) приводят к резкому снижению поверхностного натяжения водных растворов и это с большой пользой используется при бурении. Обычно Мискярли ездил по районам Азербайджана, где выискивал дешёвые источники ПАВ, например, высохшие кусты хлопка. Привезённое профессором сырьё раскладывалось на полу, рубилось и подвергалось экстракции ацетоном. Полученный экстракт затем испытывался по определённым методикам на предмет их практической применимости.

На одной из лекций профессор Мискярли говорил об абсорбционной способности почв и о связанной с ней поверхностной активностью гниющих остатков растений. После лекции я подошёл к профессору и попросил разрешения задать ему вопрос. Мискярли сказал "ну конечно" и наклонился ко мне, хотя был почти одного со мной роста. Тут я высказал ему свою идею. Дело в том, что в те далёкие времена лаборатории были оснащены ограниченным числом очень простых приборов. Это сейчас в химических лабораториях можно видеть масс-спектрометры и хроматографы по цене в десятки и сотни тысяч долларов. В те времена, о которых я рассказываю, наиболее распространённым лабораториях прибором был рефрактометр, измерявший показатель преломления света жидкостями. Моя идея состояла в следующем. Берём смесь бензола и гептана и помещаем туда образец почвы. Бензол имеет высокий показатель преломления, в то время как гептан - низкий. Бензол легко поляризуется, т.е. под влянием заряда он становится полярным, в то время как у гептана нет способности поляризоваться и он остаётся электрически нейтральным. Таким образом, из двух веществ - гептана и бензола - второй будет поглощаться почвой предпочтительнее и по уменьшению показателя преломления смесь можно будет вычислить, какова адсорбционная способность измеряемого образца.

Пока я излагал свою идею, Мискярсли внимательно слушал меня, наклонив голову и сдвинув брови к переносице. Этим он меня очень воодушевил, поскольку я не был уверен в том, что не говорю чушь собачью. Когда я закончил говорить, Мискярли немного помолчал и сказал: "Вы умный человек, Андрей Андреевич Андреев! Можете приходить в мою лабораторию и работать столько, сколько захотите." В дальнейшем он меня только так и называл. Институт химии располагался в те времена на улице Толстого - в двух шагах от моего дома - и мне удобно было устроить себе производственную практику в лаборатории Мискярли. Мне отвели место, дали рефрактометр и я начал экспериментировать.

Очень скоро выяснилось, что моя идея не работает из-за того, что чувствительность рефрактометра не достаточна, чтобы уловить изменения в показателе преломления. Я работал в основном в комнате, в которой хранились приборы от нескольких лабораторий. Это был склад. На этом складе я обнаружил огромную трубу, покрытую серой эмалью. Поинтересовавшись, я выяснил, что это интерферометр. Это было как раз то, в чём я нуждался, поскольку чувствительность этого прибора была невероятно высокой. Я тутже сказал об этом Мискярли и попросиль его раздобыть для меня инструкцию к интерферометру. Мискярли мне сказал, что этот интерфероментр заказал несколько лет назад какой-то тип из соседней лаборатории, который потом уволился. С тех пор эта труба числится на балансе этой лаборатории и никто не знает, что с этой трубой делать. Через два-три дня инструкцию от интерфероментра разыскали и я с огромным воодушевлением принялся проводить измерения.

Дверь со склада обычно была открыта в коридор и вскоре в дверях стали появляться сотрудники соседней лаборатории, привлечённые тем, что труба из лабораторной мебели превратилась в нечто одухотворённо светящееся. Потом эти стали подходить ко мне и спрашивать, как эта труба работает и что она делает. В итоге я превратился в лектора, который рисовал схемы, писал формулы и рассказывал об основах оптики. Так продолжалось несколько дней. В один из дней, когда я пришёл на работу, Мискярли поманил меня пальце в угол и сказал: "Вы, Андрей Андреевич Андреев, так доходчиво читали свои лекции по интерферометрии, что ваши ученики запретили вам работать на приборе и сказали, что он им самим нужен. Я думаю, что вы, как умный человек, запомните этот пример на всю жизнь и поймёте, что просвещение имеет и свои отрицательные стороны." По тону его я понял, что моя практика окончилась. Он протянул мне руку, чтобы со мной попрощаться (как потом стало ясно навеки), и тут у меня вырвалось: "Вы знаете, моя бабушка-грузинка в таких случай приводила народную поговорку: "Когда кошке сказали, что её дерьмо - лекарство, она стала закапывать его в землю". Мискярли с очень серьёзным видом пожал мне руку и сказал: "Надо записать!"