Лижет - не лижет

Любой знает, что менеджер - это управленец, имеющий в подчинении персонал. На заре развития человечества плохих менеджеров съедали. В древней Ассирии плохих менеджеров приносили в жертву, в Древнем Риме выселяли к чёрту на кулички, в современном же цивилизованном обществе плохих менеджеров, как правило, перед увольнением наделяют большими выходными пособиями и почётными грамотами, чтобы зря не нервничали и не шлялись по юристам. Т.е. налицо плавный рост уровня благоприятности атмосферы, в которой менеджеры демонстрируют свои способности.

Критерии, с помощью которых оценивалась работа менеджеров, очень точно отражали дух и состояние человеческого общества на той или иной стадии развития. Если в первобытно-общинном строе плохим считался менеджер, который из-за своего неумения чисто-конкретно общаться с духами не мог обеспечить доверившихся ему людей достаточной для их пропитания концентрацией диких животных и съедобных корешков в ихнем энвайроменте, т.е. оценивался субъективно и по очень непростой шкале, то в современном обществе критерии оценки деятельности менеджеров теряют всякую двусмысленность и могут быть количественно определены с помощью самого простого калькулятора: дебит, кредит, профит и т.п.

Я знаю, что не все будут со мной согласны, но в СССР критерии оценки работы менеджеров не были сопоставимы ни с чем, как до того, так и после того, т.е. представляли собой отдельный сучок, который гордо болтался на кривой поступательного развития техники менеджерства на отрезке от каннибализма до капитализма, и жил своей, непохожей ни на что, жизнью. Косвенным подтверждением высказанного выше соображения является не только внезапный, непредвиденный разрыв промежности у 1/7 суши с радостным выпадением 12 государств, но и тот факт, что после болезненного заштопывания, вызвавшего постоянное нагноение коленок, затрудняющих вставание даже с опорой на вертикаль, остатки этой суши демонстрируют почти такую же суверенную сучковость менеджерства, как и у союза нерушимого республик свободных.

Сущность этого особого вида оценки менеджерской деятельности заключается вот в чём. Если в школе способность ученика оценивается с помощью натурального ряда чисел от 1 до 5 с добавлением по желанию плюсов и минусов, то в качестве критерия оценки менеджеров в СССР (эти критерии в большинстве случаях работают и в современной России) использовалась альтернативная система: "лижет - не лижет", которая практически никак не была связана с профессиональными качествами менеджеров.

Эта, казалось бы, примитивно простая система оценки была на самом деле чрезвычайно сложна. Так, получив оценку "не лижет" менеджер мог ожидать от выговора без занесения в личное дело до пули в затылок, в то время как оценка "лижет" обычно сопровождалась заключением "пусть дальше лижет, если больше не на что не способен" или резолюцией " прошу изыскать возможность направить N. на более ответственную работу". Вторая резолюция обычно относилась к людям, которые лизали с горящим взором и радостным урчанием. Например, в современной России оценку "не лижет" получил великолепный менеджер-профессионал Ходорсковский, а оценку "лижет" получил предельно херовый менеджер Онищенко, от которого эта самая Россия страдала, страдает и ещё некоторое время страдать будет.

Будучи очень молодым стариком, я хочу в силу своей старости обратиться к молодёжи, которая поголовно не знакома с суверенно-сучковым характером менеджерства в стране победившего социализма, а в силу своей молодости хочу понадеяться на людей, проживших в СССР большую часть жизни, которые могли бы поделиться множеством примеров из своей личной практики. Пока ещё нас - жежешников - никто не засовсекретил, можно надеяться, что современное молодое поколение менеджеров будет лучше знать свою историю, да и, что скрывать, свое будущее. А из такого личного опыта людей и будет слагаться та самая история, которую физически просто нельзя будет никоим образом сфальсифицировать.

Поскольку без затравки, как и после отрезания, ничего не растёт, то я здесь приведу пару примеров из своей жизни. Я мог бы привести их значительно больше, но не хочу мешать другим вспоминающим. Кроме того, патриоты, количество которых в последнее время превысило все разумные пределы, поскольку в условиях экономического и финансового кризиса они стали размножаться простым делением, могут сказать, что этот злобный пиндос (т.е. я), находящийся на содержании ЦРУ, ФБР, АНБ и жидо-масонского кагала, сам всё сочиняет и распространяет. А для меня, знаете ли, самым желанным объектом охмурения являются как раз эти самые патриоты. Ведь медицина, особливо психиатрия, не отказывается же лечить самых безнадёжных больных!

Когда-то я работал заведующим лабораторией института в системе Министерства нефтехимической промышленности. Расскажу о двух эпизодах деятельности менеджеров этого министерства, которые я наблюдал лично своими глазёнками.

Эпизод I.
К первому января каждая лаборатория должна была отправлять в министерство подробнейший отчёт о проделанной работе за год. Прошу в данном случае мне поверить на слово, но я абсолютно точно знаю, что эти отчёты, толщина которых была обычно с ладонь взрослого мужчины, никто никогда не читал. Они сразу же отправлялись в архив на всякий случай. Учитывая объём отчётов и тот факт, что компьютеры пошли в народ только лет через 20, отчёты начинали готовить за 1.5-2 месяца до даты сдачи. Рисовались графики, собирались рукописи отдельных сотрудников, все это перепечатывали машинистки.

Какой-то талантливый представитель суверенно-сучкового менеджмента сообразил, что в самом факте сдачи отчётов заложен огромный управленческо-лизательный потенциал. В итоге в институт была спущена директива предоставлять отчёты не к первому января, а к первому декабря. Ещё через год отчёты нужно было представлять уже к первому ноября. Когда я увольнялся, то годовой отчёт сдавали в середине августа. Реально же отчёт о проделанной работе за год начинали писать в конце июня. Поскольку календарный год, как известно, имеет всего 12 месяцев, то я не могу поручиться за то, что снижение сроков сдачи годового отчёта продолжилось и дальше в сторону января. Любая дурость ведь тоже имеет предел.

Эпизод II.
Однажды мне пришла в голову идея. Я отправил заявку на изобретение и неожиданно быстро получил решение о выдаче мне авторского свидетельства. Когда я уже отправил заявку, то понял, что это моё изобретение - самая большая тупость, какую я совершил за всю свою научную карьеру. Сейчас я являюсь автором более 50 изобретений, а в то время у меня было их немногим более 20. Нет, изобретение не наносило вред народному хозяйству СССР: оно было просто исключительно малополезным.

В начале следующего года ко мне подошла тётка, заведовавшая патентным отделом института, и сказала, что я должен по указанию дирекции срочно к следующему дню написать аннотации к пяти изобретениями, авторские свидедельства на которые я получил за прошлый год. Вечером я сел писать аннотации, но потом пришли гости, принесли выпивку с закуской и ушли где-то под утро. Не успел я написать аннотации к двум изобретениям, одно из которых было тем самым очень тупым в натуре. Утром на "свежую голову" в аннотации на это изобретение я наспех что-то неразборчиво промямлил, отдал тётке-патентше и наглухо обо всём забыл.

В июле я поехал в отпуск в Коктебель, где с песнЯми промотал все деньги. По дороге домой недоспиртованными остатками мозга я непрерывно размышлял, у кого бы одолжить деньги до зарплаты. Приезжаю домой и обнаруживаю в почтовом ящике перевод весом в полторы месячные зарплаты. У меня глаза на лоб полезли. Сначала я подумал, что меня с кем-то спутали. Но на переводе было написано, что всё это счастье мне полагается за победу на конкурсе патентов.

Я тутже побежал в патентное бюро объясниться и узнал, что в министерстве проходил конкурс по очень интересной схеме: в победители выходили те, на чьи аннотации было получено максимальное количество заявок на присылку текста авторского свидетельства. Поскольку моя аннотация оказалась самой тупой из всех, то я занял первое место.

Теперь присядьте, чтобы не упасть: через несколько месяцев за это самое авторское свидетельство я получил ещё одну премию порядка месячного оклада. На этот раз я не пошёл за разъяснениями в патентный отдел и не стал сдаваться в милицию за мошеннический обман советской общественности. Просто, в своем стремлении придерживаться элементарных этических норм, на следующий год я наотрез отказался писать аннотации на свои изобретения.

Могу засвидетельствовать, что до моего увольнения из института и перехода на работу в Академию Наук, министерство проводило по меньшей мере ещё два таких конкурса. Честно говоря, тогда я думал, что наша Родина непобедима, если ещё не рухнула под руководством столь оригинальных менеджеров. Эти мысли меня посещали задолго до Беловежской Пущи, поэтому в какой-то степени меня извиняют.